мать, порабощенная деспотичной дочерью. Светлана сильно волновалась и рассказывала окружающим о том, что ее будущий зять уезжает - чтобы, не дай бог, не подумали, что ее дочь беременна. Молодых расписали, отвезли в ресторан. А на исходе вечера молодая жена заявила, что пока поживет у своих родителей. Федор кивнул - он уже ничему не удивлялся. Не стали комментировать первую брачную ночь и родители. А вечером следующего дня Жанна постучала в их дверь с двумя чемоданами. - Остальное привезут завтра. Родители и здесь проявили невозмутимость. Этот вариант уже обсуждался ими, вызывая бурное негодование младшего сына. Ему предлагали пожить на кухне, а комната досталась бы молодой семье. Во второй жили они сами. Жанна зашла, поставила чемоданы на пол и села на кровать, закрыв лицо руками. Опять «жест». - Я не могу жить с ними, - сказала она в оправданье. - Ну и хорошо. - Что же здесь хорошего? - резко возразила она. - Ну... мы же теперь муж и жена. Тем более, совсем скоро уезжаем. Надо уже собираться... Говоря это, Федор вдруг понял, что завеса сна, спасавшая его последние несколько дней, спадает. А вместе с ней - и оцепенение. Но почему он по-прежнему ничего не чувствует? Ведь он был уверен, что безумно любит эту девушку. - Жалеешь? - спросил он быстрее, чем успел додумать. Жанна посмотрела на него как-то странно. Неужели это всегда была только игра - все их задушевные разговоры, мечты, общие планы. - А ты? - Не знаю. Я еще не понял, - честно признался Федор. Жанна неприятно рассмеялась. Раньше он никогда не обращал внимания на этот ее оттенок смеха, хотя не раз доводилось его слышать. А теперь понял, что он его раздражает. - Вот это начало! - по обыкновению, ушла от ответа Жанна. А может, они просто перенервничали? Ведь что-то держало их вместе три года? Была черноволосая девочка в красном пальто, с синими глазами и длиннющими ресницами, с которой они качались, смеясь, как дети, в парке аттракционов. Сидели перед большим экраном кино, поедая одно мороженое на двоих. И даже вместе читали книгу - по очереди, причем каждый вносил в нее свои повороты сюжета с самым серьезным видом, а потом оба умирали со смеху. А как они сходили на занятие по балету, практически сорвав его? А как он заплетал ей косы, пока она полулежала на подоконнике... Она называла его «Мой Медведя» - из старой присказки про Федю, съевшего лесного хищника. А он ее почему-то - Морковка. А теперь они оба ведут какую-то нелепую отвратительную игру. Федор встал с кресла, подошел к одежному шкафу, открыл створки: - Жанна, давай уже заселяться. Я тебе помогу разобрать. Вот тут, слева, сможешь повеситься, - попробовал пошутить он. Не вышло. - Да, именно этого бы мне и хотелось, - зло огрызнулась она. - Только не дождешься. - Ну ты что, я же не всерьез. Он сел рядом с ней, примирительно потрогал за коленку. Она отбросила руку, а потом тихонько заплакала. - Ну ты что... Но Жанна не успокаивалась. Наоборот, рыдания стали громче. Федор попытался приобнять ее, шепнуть ласковые слова, но жена - какое странное и непривычное слово! - продолжала его отталкивать. Отворачивалась и сильнее упиралась в руки, закрывавшие ей лицо. Неприятная сцена. Такого раньше не бывало. Жанна всегда быстро успокаивалась, стоило только сделать шаг на встречу. Федор растерялся. Какое-то время он продолжал сидеть рядом, рассматривая рыдающую Жанну. Черные блестящие пряди красиво смотрелись на ее бледной коже, грудь вздымалась под пестрой рубашкой. А он чувствовал себя глупо и неуместно. Спустя несколько минут он встал и снова переместился в кресло. Стал бездумно щелкать компьютерной мышью, и ощутил спиной взгляд жены. - Бездушная сволочь! - выкрикнула она, не особо стесняясь новых родственников, собравшихся в тесный кружок за стенкой. - Что же я наделала... «А что наделал я?», - подумал Федор. Но не обернулся. *** Медовый месяц? В светлое время суток Жанна не показывалась, приходила только на ночь. Молча ужинала - мать оставляла ей еду, и, даже не убрав за собой, отправлялась в душ, а потом сразу в постель. И все - не сказав ни слова, кроме адресованного всем «здравствуйте». Впрочем, она за два дня собрала все документы, нужные для оформления их дальнейшей жизни. Спала она на диване, а Федор не хотел беспокоить и укладывался на полу, на надувном матрасе, раскатав на нем плед. Правда, из-за этого становилось неловко перед матерью. Не хотелось лишних вопросов. И перед уходом из дома (он выходил позже Жанны) Федор тщательно собирал свою «постель», и придавал дивану видимость парного сна. В эти короткие и суматошные дни он спешно завершал дела, наносил визиты тем, кого хотел увидеть - неизвестно, когда удастся повторить эту встречу. Он как будто прощался не с родным городом, а с жизнью. По вечерам Федор вяло собирал вещи: в служебной квартире обещали оставить мебель, так что все остальное можно было просто отправить в багажном отсеке самолета. Ощущение нереальности и собственной отчужденности не покидало Федора. «Все совсем не так, как должно было быть... Мне должно быть, как минимум, грустно - но так почему же нет ничего?» - раз за разом ловил он себя на мысли. Семейная жизнь тоже превратилась в терзающую загадку. Домашние молчали, обходя вопрос стороной. Не хотели усугублять ситуацию перед отъездом - и Федор отлично это понимал. Но уж лучше бы говорили! От их деликатности становилось только хуже. «Горько» - это слово звучало и на его свадьбе. Горько было от непонимания и неясности, от того, что дорогу, еще совсем недавно такую ясную, внезапно окутал густой туман. Он пытался осознать, что хотя бы одна недостижимая мечта, о которой он боялся даже думать, совершенно неожиданно сбылась - но никакой радости это не приносило. - Жанна, мы улетаем завтра вечером, - сказал Федор в темноту молчащей комнаты на пороге второго по счету переломного дня. - Я помню, - ответила темнота. Федор долго ворочался. Бросало то в жар, то в холод. Лежать было неудобно. Тревожила встреча с неведомым северным округом. Он ведь к ней совсем не готов! Эта мысль, надевая различные маски, неотступно стремилась в сознание. Нет опыта, знаний... Он слишком молод, чтобы брать на себя такую ответственность. Но куда сильнее страха не справиться мучила возможность потерять себя, похоронить заживо. Беспокоили и бытовые мелочи. Как пройдет перелет? Не потеряется ли в столь долгой дороге на нескольких перекладных нехитрый багаж? Тепло ли в служебной квартире? Есть ли там магазины? А про Жанну Федор старался просто не думать. Это слишком свежо, слишком тревожно. И больно. Они не занимались сексом с тех самых пор, как Федор объявил о своем отъезде. II Поселок Тихий соответствовал своему названию. Серый, грязный и бесшумный. «А может, здесь вообще нет людей, и все эти хибары стоят пустыми?» - мелькнула у Федора мысль, пока он плелся по улице, засаженной ровными рядами двухэтажных панельных домов. Скорее всего, они относились к хрущевской эпохе. Но до этого момента Федор и не догадывался, что такие вообще когда-либо строились. Служебная квартира - как громко сказано! - находилась сразу за частоколом этих безликих серых солдат, в деревянном доме на два хозяина. Деревня - она и есть деревня: удобства на улице в отдельной будке, зато есть собственный огород. - Да не может быть! - истерично рассмеялась Жанна. «Экскурсовод» - небритый, с воспаленными мутными глазами, запахом табака и вчерашнего спирта - сарказма не заметил. - Да, а еще у вас прямо в доме есть раковина. Признаться, и сам Федор, хоть официально и не ждал чуда, но все же, в глубине души, надеялся на лучшее. Он старался не подавать виду, но хотелось просто расплакаться, как ребенку. «И почему нельзя возвратиться в прошлое... Нет, в жизни не бывает, как в красивых историях: сделал глупость - а потом получил шанс вернуться назад и все исправить», - думал Федор, осматривая квартиру и попутно кивая хамоватому «гиду». Как успело выясниться, тот работал в местом отделе милиции. Крошечная, с низким грязным потолком и мертвой печью, кухня. - Для отопления в большой комнате газовый котел, баллоны - в сарае. Можете починить печку. Теплее и дешевле выйдет. Да и варить можно, - проводник дружелюбно кивнул Жанне, но та с каменным лицом отвернулась. - А Ивашов, тот, что прежде жил тут до вас, все в той микроволновке готовил. Толстый палец указал в угол. Там ютился допотопный маленький холодильник, а сверху восседала жуткого вида печь. Федор с порога и не заметил. Комната тоже выглядела не лучше, но мебель, действительно, осталась. Ужасный диван, два кресла, столик с телевизором, шкаф и даже сервант. Убогая советская обстановка, еще и совершенно одряхлевшая. Зато тут имелась обещанная раковина. Она каким-то хитрым способом, придуманным одним из прежних «ссыльных», крала воду у шеренги «панельных солдат». Но это хоть что-то. Федор просто не мог представить, как это - таскать ведра из колодца, чтобы умыться. - Отгородить - и купаться можно. И бесплатно, - комментировал местный. - А вот толчок он не успел поставить. Собрался было - и перевели. Перевели! Федор встрепенулся. Проблеск интереса мелькнул и в глазах Жанны. Лучше думать именно об этом: ссылка не вечна. И все остальные, которые когда-то точно так же, как и он, впервые входили в этот дом, его покинули. Перед ними открылась в дверь в лучшее будущее... Да, надо думать только об этом. - Ну ладно. Обживайтесь, - пожелал гид, ковырнув носком сапога один и