Я покинул душное помещение и вышел на крыльцо, в надежде перевести дух. Голова жутко кружилась, а я на ощупь пробирался ближе к воздуху. Вдох. Здесь тихо и спокойно. Хотелось бы мне, чтобы так же было в моей голове. Чтобы ненужные мысли не беспокоили меня, не приносили мне неприятные чувства.
Выдох. Веселые огоньки в глазах постепенно угасали. На лице появилась какая-то полуулыбка из-за теплых осенних прикосновений, что приятно гладили мои щеки, играя с растрепанными темными волосами. Я стоял на забитом хламом крыльце и ловил лучики солнца, чувствуя, как капли с мокрой одежды тихо падали на деревянный пол. Так легко и свободно. И меня никогда не волновало, что какой-нибудь страдающий бессонницей дед мог выглянуть в окно и увидеть парня в столь странном виде. Вот что я скажу: в четыре утра можно быть странным.
Новый и в то же время последний учебный год. Да, меня и вправду интересовала эта тема. В моей голове выстроилась целая куча аргументов за и против, готовясь, к серьезной, а главное незамедлительной, битве. Я не любил школу. Ненавидел, терпеть не мог, питал ненависть, чувствовал отвращение, на дух не переносил, как хотите. И мог запросто бросить ее. Я старался не думать о будущем, потому что знал, что там меня поджидает черная, глубокая дыра в никуда. Но с другой стороны, я понимал, что должен был окончить этот ад, чтобы хотя бы иметь среднее образование. Никто не принимал меня на полную ставку, говоря, чтобы я возвращался с выпиской со школы. И я готов был послать к черту эту систему, будь у меня богатенькие родители, ну или просто непьющий отец. Я знал, что в моей жизни не было никого, кто мог бы просто поговорить со мной, не говоря уже о понимании и помощи. Я сам по себе. И только я сам мог себе помочь.
Я снова затянулся, не понимая, почему во мне не могло быть гармонии. Так выглядят мысли человека, который всю ночь не спал. Хотя нет, эти мысли были у меня и на свежую голову. Меня всегда волновало, почему я должен был одновременно быть за и против себя. Почему во мне постоянно кипела внутренняя борьба, и я всегда проигрывал? И единственный ответ, который находил в глубинах своего сознания: я слабый. Не мог даже найти золотую середину в себе. Мои мысли постоянно противоречили друг другу, и я не мог с этим ничего сделать. Я так не мог.
Но, несмотря на все то, что происходило в тот момент в моей голове, я стоял и улыбался. Легко и свободно. А ветер успокаивающе поглаживал меня, будто бы проговаривая: «Хей, парень, ты же знаешь, что все будет хорошо. Даже самая темная ночь уходит, уступая место солнечному дню. И после темноты все сменяется светом».
Я взглянул вдаль, затягиваясь очередной сигаретой. И пусть меня уже много лет окружали все эти проблемы, одно я знал точно. У меня была надежда. Хотя нет, скорее, это мечта. Как бы заурядно это не прозвучало.
Там, за высокими кронами деревьев, за бесконечными морями, за бушующими водопадами и непроходимыми лесами, была моя жизнь. Я верил в это. Верил в одно: что бы со мной не произошло, куда бы меня не занесли все эти проблемы, я все равно рано или поздно оказался бы там.
Глава 2
В моих ушах как всегда кричали наушники. Я обвел взглядом всех присутствующих и понял, насколько же я устал. Без преувеличений будто и не было каникул. Все, как и прежде, продолжали громко голосить, радоваться встрече, посыпать друг друга комплиментами, перекрикивая мой постпанк в ушах. Даже самые главные соперники посылали циничные улыбки. Вот что такое дружба в старшей школе.
Я устало отвернулся к окну, делая звук в плеере громче. За окном целыми стаями плыли небесные рыбы, паря в голубой глади, свободно расправив крылья. Да, хотелось бы и мне так сделать. Улететь куда-нибудь, где никого нет, где тихо и свежо, спокойно и безмятежно. И я безоговорочно верил, что когда-нибудь так и произойдет. Что все кардинально изменится, приняв непоколебимые меры. И пусть я ежедневно загибался под натиском всего того, что окружало меня, я знал одно: школа – это всего лишь неприятный жизненный период, после которого обязательно наступает долгожданная свобода.
Я перевел взгляд на свои руки, печально ухмыльнувшись. Место, где была содрана кожа, больно пульсировало, отчего поневоле вспомнилось лицо отца. Боль, что отразилась во всем его существе, глухой стон, что вырвался из его рта, взгляд, наполненный кровью и мольбой. До чего я докатился? Почему мне стало нравиться таким заниматься? Я ведь не монстр. Так? Не монстр!