Тихо выдохнув, я посмотрел на одноклассников. Наверно, все они были не такими уж и плохими ребятами, но, учитывая то, как я жил, и то, что они привыкли видеть, придя домой, я понимал, какая между нами разница. Разница, размером с глубокую пропасть. Я не был уверен, знал ли я, как зовут каждого из них, так же, как и не был уверен, видели ли они меня вообще. Нет, я настоящий, сделанный из костей и мяса, но опять же эта разница.
Возле двери собралась небольшая компания. Из того угла то и дело раздавался громкий хохот, что и привлек мое внимание. Там были только «сливки общества» или просто дети, никогда не знавшие беды. Сидя за последней партой самого дальнего ряда, я рассматривал их, дергая провод наушников. Неожиданно мой взгляд столкнулся с зелеными глазами Мэри Уайт, которая вмиг залилась краской. Я со смешанными чувствами продолжил на нее глядеть, желая узнать, что же только что произошло. Но больше она не смотрела на меня, а я и не старался обратить на себя ее внимание.
И так было всегда. Понимаю, что чаще всего люди смотрят на внешний вид, но я не выглядел плохо. Следуя, конечно же, моему пониманию слова «плохо».
Они не понимали таких. Но я не являлся особенным, нет. Просто мне не нравилось то общение, которое окружало меня. Оно бесполезное, неискренно лживое и ненужное пареньку «... с вечным беспорядком на голове». Я услышал однажды эту фразочку, когда проходил мимо девочек-минуток. Так называются девушки, которых мы видим везде: на улице она идет на противоположной стороне дороги, в автобусе она сидит напротив и, безэмоционально уставившись в окно, наблюдает за движением мира, в маркете она выбирает себе очередной йогурт для похудения, чтобы понравится какому-то тупому капитану бейсбольной команды. Они везде, но, увидев их однажды, мы не вспомним о них никогда.
Просто я всегда таким был. Сторонником тишины или чего-то такого легкого, не требующего обязательств. Дружба – это немного другое, то, чему нужно отдельное внимание. Я любил поговорить, любил пообщаться, но мне не нравилось само понятие «дружбы». Общение – да, но быть с кем-то настолько близким, чтобы переходить на какие-то личные темы, – не для меня.
Я снова отвернулся к окну. Разглядывая далекие поля, я не заметил, что все уже давно разместились на своих местах, а в класс вошел преподаватель. Мистер Берч, как он сам не однократно любил повторять, не первый год открывал «...юным и тупоголовым убийцам поколения» дорогу в мир цифр и подсчетов. Я, как и полагалось, относился к числу названных. Не могу сказать, что математика была для меня чем-то на подобии гремучего темного леса. Но с Берчем у нас действительно были натянуты отношения. До предела натянуты.
-Флеминг!- услышал я знакомый рев учителя, который грубо вырвал наушник из моего уха.- Думаешь, правила не для тебя написаны?
И пусть я не смотрел на него, но я определенно точно знал, что он, как и всегда, вопросительно вскинул брови. Это была его постоянная реакция на меня, которая, если честно, сильно забавляла. Его не без того вытянутое лицо в такие моменты становилось каким-то плоским, а если я еще и вывел его, то и жутко багровым. Такой себе красный перчик на тонких ножках и с огромным носом, которой на протяжении долгих лет ходьбы в школу казался мне пригодным исключительно для работы на плантациях.
Решив не менять свои привычки, я продолжил не обращать на Берча внимания. Просто спокойно открыл тетрадь, взял ручку и написал на полях число. Это его постоянно злило. Буквально выводило из себя, ведь я никогда не поддавался на его безумные крики и оскорбления. И в этот раз произошло примерно то же:
-Пресвятая Дева Мария! Флеминг, отвечай, когда с тобой взрослые разговаривают!- громко крикнул мистер Берч, краснея от злости.
И, правда, будто и не было каникул.
Я с безразличием обвел взглядом кабинет, стараясь не смотреть на Берча. Я знал, как его это злило, поэтому из года в год повторял этот трюк. А он неизменно велся на мои дешевые «выходки». Даже выходками их, на самом деле, сложно было назвать.
-К доске!- прокричал мне в лицо мистер Берч, схватив за ворот рубашки.- К доске, Конан, немедленно!
Я зевнул и, закатив рукав, посмотрел на вымышленные часы. Буквально в тот же миг я услышал прямо над собой грозный вздох учителя, но продолжил с тем же безразличием сидеть. Про себя я, конечно, посмеялся над своей глупой выходкой и незаменимой реакцией старика. Совсем не менялся.