Через полтора часа они уже промчались вдоль хрустальных вод заповедного озера и спешились, когда ветви деревьев над тропой опустились так низко, что под ними верхом было не проехать. Еще немного прошли пешком по тенистому лесу предгорий, и, наконец, вышли к приметному водопаду. Правда, таинственного скрипача здесь уже не было, а тишину гор нарушал лишь грохот катившихся со скал вод. Николя велел Майли подождать с лошадьми чуть позади у тропы, но стараться оставаться на виду, чтобы он смог ее защитить, если что-то пойдет не так, а потом решительно направился к водопаду.
— Эй, нёкк, выходи! Научи меня своей музыке! — зычным голосом прокричал он, но в ответ пришло лишь гулкое раскатистое эхо. Николя упер руки в бока и покачал головой. — Выходи лучше по-хорошему, иначе я тут камня на камне не оставлю!
Охотник терпеливо подождал несколько минут, явно надеясь, что угроза подействует, но ничего не происходило.
— Что ж, видно, придется по-плохому, — тяжело вздохнул Николя и, широко расставив руки в стороны, волчком закружился по воде.
Тут же поднялся ветер и начала закручиваться вихрем вокруг Охотника. Ручей, захваченный воздушным потоком тоже заворачивался воронкой. Течение шло вспять. Вместо того, чтобы бурливым каскадом падать вниз, вода вертикальной стеной вздымалась вверх. Все вокруг завывало, взревело и громыхало, словно где-то прорвало плотину и река пробивала себе новое русло. Сверху полетели камни.
— Ну, хватит! — донесся откуда-то снизу сварливый выкрик, перекрывший шум разбушевавшейся стихии.
Николя замер и опустил руки. Водопад словно расступился, и из открывшейся за ним пещеры выступил разъяренный нёкк. Черные глаза гневно посверкивали. Плечи укрывал ветхий плащ из бурых водорослей, совсем не скрывавший его наготу. По крайней мере, спереди.
— Что тебе опять нужно? — почти обреченно спросил он.
— Мельник Вагни сказал, что это ты свел его с никсой девятнадцать лет назад, — не стал испытывать его терпение Николя.
— Знать не знаю никакого Вагни, — тут же отмахнулся нёкк. — Если это все, то я пошел. Дел по горло. Семейные хлопоты очень приятные, но отнимают слишком много времени.
Демон развернулся и зашагал обратно к водопаду. Николя не стал возражать, а просто достал из-за пазухи белую раковину и вытянул ее к солнцу.
— Что ж, придется ломать, — задумчиво произнес он.
В следующий миг нёкк громогласно взревел и бросился на него, но ударился о невидимую стену и снова распластался на земле, шипя от ненависти и бессилия.
— Пусти! Я все скажу, только раковину отдай, — наконец, сдался он и затих.
Николя нарочито медленно спрятал раковину обратно за пазуху и кивнул:
— Хорошо. Только без фокусов.
Майли внутренне сжалась. Почему Охотник так легко поверил этому демону? Ведь нёкк уже несколько раз показывал, что настроен отнюдь не дружелюбно. Он, наверняка, обманет и нападет!
Опасения Майли полностью оправдались: как только демону позволили подняться, он тут же подскочил и зло оскалил акулью пасть.
— Ненавижу тебя, Охотник, — с жаром выпалил он, но подходить ближе не стал. — Ты создал здесь свой маленький мирок, установил правила и чувствуешь себя богом. Но ты и сам знаешь, что так не может длиться вечно. Прямо сейчас ты чувствуешь, как власть ускользает из твоих рук. Неприятель уже на пороге, стучится в двери. Ты слышишь его тяжелую поступь, и знаешь, что будет дальше, но всеми силами стараешься закрыться. Рвешь себя на части, только чтобы сделать вид, что ничего не понимаешь, что тебя это не касается. Но как бы ты не отгораживался, где бы ни пытался спрятаться, он все равно настигнет тебя и вырвет сердце. И когда все, что тебе дорого, будет втоптано в грязь и уничтожено, ты познаешь глубину моего отчаяния. Жаль только, что тогда и мира этого больше не будет. Очень жаль, что Небесный Отец возложил свой венец на голову слабака и труса, который даже собственную суть признать не может.
Впервые Майли по-настоящему испугалась. Она не поняла и половины из слов демона, но прекрасно видела, как они подействовали на Охотника. Он словно стал выше ростом, черты лица заострились, в глазах полыхала всепоглощающая ярость. Как будто его место занял кто-то другой, чуждый как людям, так и демонам. И этот кто-то был страшен в своем потустороннем могуществе.
Нёкка оторвало от земли и понесло к Охотнику. Николя вытянул руку и сдавил его горло.
— Еще одно слово, и я сломаю тебе хребет! — зло процедил Николя сквозь зубы. Синева в его глазах стала настолько яркой, что больно было смотреть. — Эйтайни заступилась только за никсу.
— Но все же заступилась, — ухмыльнулся нёкк.
Его тело начало стремительно меняться. Отрастали густые черные волосы, фигура приобретала соблазнительные женские изгибы, ноги покрывались темно-зеленой змеиной кожей и расслаивались. Через мгновение на месте тщедушного мальчишки оказалась ошеломительно красивая зрелая женщина со семью змеиными хвостами вместо ног. Понятно, чем она так привлекла мельника.
— Али не люба? — игриво сощурив выразительные темные глаза, она тряхнула в сторону Охотника высокой полной грудью. Николя изумленно вытаращился на нее, но быстро взял себя в руки, крепче сжимая пальцы на горле демона.
— Может, так я тебе больше понравлюсь? — продолжала испытывать его терпение никса. Ее черты снова начали меняться. Змеи опять превратились в ноги, фигура стала более тонкой и изящной, кожа бледной, лицо более круглым и плоским, а глаза узкими и чуть раскосыми.
— Все еще не люба? — прощебетала она тонким мелодичным голоском. Николя вздрогнул и поморщился, словно никса разбередила незаживающую рану.
— Ох, и сильно тебя Снежная сестра приморозила, — теперь уже откровенно глумился демон. — Но было же что-то, что не смогла побороть даже она? Что если…
Глаза Николя стали похожи на блюдца. Кажется, в отличие от Майли он догадался, о чем шла речь. Волосы никсы стали светлеть и укорачиваться, а лицо вытягиваться и приобретать подозрительно знакомые черты.
— Только попробуй, тварь! — взбешенно взревел Николя, вновь обретя дар речи. — Я разорву и тебя, и всю твою демонову семейку на части, и никакая ворожея меня не остановит.
Голос Охотника был настолько страшен, что даже никса растеряла всю свою спесь. Поняв, что хватанула лишнего, она быстро вернулась к изначальному облику полногрудой женщины и судорожно глотала ртом воздух. Николя по одному отпустил разжал пальцы на ее горле и, отступив на шаг, сжал голову руками. Несколько мгновений его губы шевелились, словно он говорил сам с собой, потом закрыл глаза и глубоко вздохнул, а когда вновь взглянул на никсу, то был уже самим собой, холодным и предельно сдержанным.
— Не стоит испытывать мое терпение, — сказал он, пристально вглядываясь в черные глаза демона. — Насколько я вижу, про то, где искать никсу, можно больше не спрашивать. Объясни только одно, зачем тебе понадобилось соблазнять мельника?
Уголки губ никсы дернулись. Она смущенно отвернулась.
— Есть такое чувство — жалость. Людям оно неведомо. Как, впрочем, и тебе. Именно это я и испытала к Вагни, когда увидела его в тот день в таверне и решила помочь. Думала, моя музыка облегчит его страдания, но мельник оказался не так-то прост. Он лучший из людей. Он один искренне полюбил меня, несмотря на змеиные хвосты. Единственным его желанием было хотя бы изредка видеть меня. Мое сердце не устояло. Ты еще помнишь, Охотник, для чего оно — сердце? Мы любили друг друга жаркими летними ночами, страстно, безумно, так, как бывает лишь раз в жизни. Но всему приходит конец, а безмятежное счастье длиться лишь мгновение, если ты гонимый людьми демон, обреченный на вечное одиночество. Мне пришлось оставить Вагни, когда я почувствовала, что в моем чреве зародилась новая жизнь. Его страдания разрывали мое сердце, но я не могла появиться перед ним, пока ребенок рос внутри меня. Только после родов я смогла покинуть свой дом за водопадом, чтобы хоть немного утешить его. Но нам помешала его жена.
— Ты убила ее, — с укоризной заметил Охотник. Никса повела плечами.
— Я избавила моего Вагни от обузы, что мешала и мучила его. Взамен ее я отдала Вагни самое дорогое, что у меня было — наше дитя. Я думала, среди людей ей будет легче, чем здесь, в полной изоляции. Я думала, она вырастет и найдет любовь, с которой сможет вырастить детей и прожить всю жизнь душа в душу, как человек. Но таких, как мой Вагни, больше не оказалось. Никто не пожалел ее и не заступился, когда этот ублюдок издевался и насиловал ее. Никто не защитил, когда он напал и попытался убить ее дитя. Знаешь, что для матери значит ее дитя? Хотя что ты можешь знать — на тебе ведь печать мар.