— А если серьезно?
— Если серьезно, то все от тебя зависит. Я был выкован в небесной кузне, на небесном огне, из звездного металла на заре времен самим высоким Тенгри. Что мне какой-то рыжий самовлюбленный болван, а тем более растерявший свой скот пастух? В былые времена я с самим Повелителем Морей схлестывался. Но тогда меня держала уверенная рука моего создателя. А справишься ли ты, мне неведомо.
— Ясно, — Николя спрятал меч обратно в ножны. Хотя бы слабенькую надежду он все-таки получил. Правда, можно было попросить помощи у еще одного незримого собеседника.
— Тангрум, ты здесь? — тихо позвал Николя, проверяя, настроен ли мертвый бог его слушать.
— Я все время здесь, если ты об этом, — послышался сварливый голос. — Зачем ты тратишь драгоценное время на этого пустозвона, вместо того, чтобы провести его с той, кто действительно жаждет твоего общества?
— Давай не будем. Я хотел спросить…
— Не одолжу ли я тебе свою силу, чтобы победить крысиного пастуха? Да, конечно, она всегда в твоем распоряжении.
— Вот так легко? И ты не потребуешь никакой жертвы взамен?
— Даже если потребую, ты ее принесешь? — Тангрум коротко хохотнул.
— Смотря какую… Что? Да ты совсем обалдел?!
— Неужели то, что я прошу, настолько ужасно? Ты же сам, умираешь, как этого хочешь. Я все чувствую.
— Важно, что она этого не хочет.
— А ты ее спрашивал?
— Как бы это по-твоему выглядело? — Николя так увлекся перепалкой с Тангрумом, что не заметил, как с шепота перешел на крик.
— Что выглядело? — спросил неожиданно оказавшийся рядом проповедник и прежде, чем Николя успел ответить, начал орать во всю глотку: — Люди, вы слышали? Он же с самим собой разговаривает. Это первичный признак одержимости. Все нечестивцы одержимы, а этот в особенности. Уверен, это он наслал на город крыс.
Николя закрыл лицо рукой, не желая отвечать на бредовые обвинения. По толпе волнами ходил едва различимый полушепот. Решали, верить проповеднику или нет. И если да, то что делать с явно опасным одержимым.
— Да вы что, совсем белены объелись? — загремел над площадью зычный голос бургомистра. — У мальчика голова кругом от ваших бредней. Да и у меня, честно признаюсь, тоже.
В следующий миг что-то больно чиркнуло Николя по лбу. Острый камень? Почему дар его не отклонил? С рассеченной брови на глаз капала кровь, мешая смотреть. Но следующий камень, летевший прямо в голову Гарольду, Николя успел перехватить.
— Кто это бросил?! — взбешенно взревел бургомистр. — Узнаю — руки оторву! Стража! Кто, по-вашему, здесь порядок должен наводить?!
Гарольд удивительно шустро для своего веса вскочил на пост и схватил зарвавшегося проповедника за грудки:
— Я терпел ваши выступления только из-за нашей репутации самого свободного и справедливого города Лапландии, но если вы еще раз посмеете беспочвенно обвинять кого-то из наших почетных жителей, клянусь своим постом бургомистра, вы сгниете вот на этом самом позорном столбе, медленно и мучительно. И те, кто бросает камни, последуют за вами. А теперь проваливайте. Чтоб и духу вашего во время праздника здесь не было!
Николя остервенело крутил головой по сторонам, боясь пропустить следующую атаку, но ее так и не последовало.
— Я уйду! — истерично воскликнул проповедник, вырываясь из цепких рук бургомистра. — На время. Дабы не запятнать свою веру и душу, глядя на неправедное веселье во время нечестивого праздника. Но я вернусь, ибо мой долг перед Единым спасти всех заблудших овец, которых только можно.
Проповедник спрыгнул с помоста и с полным достоинства видом удалился. Вскоре подоспели стражники и принялись разгонять зевак по домам.
— Не стоило горячиться, — измученно сказал Николя, когда с ним поравнялся мрачный, как грозовая туча, Гарольд. — Мы так только слабость свою показали. И ему, и всему городу.
— Но он же перешел все границы. Я не мог молчать, — беспомощно развел руками бургомистр. — Надеюсь, за праздники все немного отдохнут и успокоятся, иначе нас ждет бунт.
— Не думаю. Их отваги только на то, чтобы камни кидатьисподтишка, хватит, — возразил Николя, стирая рукавом кровь с глаза.
— Ты-то сам как? До дому дойдешь?
Николя коротко кивнул. Они распрощались, видя, что последние из толпы покинули площадь, и тоже ушли в разные стороны.
Охотник уже стоял на пороге собственной комнаты, когда рядом хлопнула дверь и послышались спешные шаги. Как она некстати.
— Мастер Николя, можно вас на минуточку, — как всегда раздражающе робко начала она. — Я просто хотела…
Николямедленно повернулся, понимая, что так просто отослать ее не сможет. Герда стояла в двух шагах от него и прижимала у груди какой-то сверток.
— Да у вас кровь! — ахнула она, подходя поближе, чтобы разглядеть рану внимательней. — Это вас на проповеди так? Не нужно больше туда ходить.
— Пустяк. Царапина, — отмахнулся Николя, силясь понять, что Герда так отчаянно теребит в руках. — Так что ты хотела?
— Но рану надо обработать! — упорствовала девушка.
— Я же сказал, не стоит беспокоиться, — немного резче, чем хотелось, ответил Николя. Герда обиженно поджала губы.
— Тогда я позову мастера Эглаборга, — решительно заявила она и сделала несколько шагов к лестнице.
— Нет, стой! — перехватил ее Николя. Только кудахтанья старого целителя сейчас не хватало! — Хорошо, можешь обработать демонову рану сама, только живей.
Герда радостно улыбнулась и убежала вниз за мазью. Николя наконец-то вошел в свою комнату и уселся на кровати, обняв гудевшую голову руками. Через пару мгновений дверь распахнулась, и на пороге показалась запыхавшаяся Герда с чайником, лоскутом белой материи и туеском с мазью. С таинственным свертком она так и не рассталась, зажав его под мышкой. Она налила в стоявший на столике для умывания таз воду из чайника, смочила в ней лоскут и принялась стирать кровь с разбитой брови, а потом аккуратно нанесла на рану заживляющую мазь. Кожу от нее неприятно саднило, но зато от прикосновений нежных пальчиков пульсация в голове заметно утихала. Николя корил себя за то, что так открыто наслаждается этим вынужденным моментом близости, но ничего поделать с собой не мог. Он поймал ее ладонь и приложил к губам.
— Так что ты хотела? — настойчиво спросил Николя. Герда зарделась от смущения
— Я… — замялась она. Ее глаза забегали, пока не уперлись в оставленный на столе сверток. Она с шумом выдохнула, словно перед прыжком в воду: — Я хотела, чтобы вы пригласили меня на праздник.
Николя удивленно вскинул бровь:
— Нет времени. Нужно искать пастуха, ты же знаешь.
— Хотя бы один танец. Это займет не больше пяти минут, — она широко распахнула и без того слишком большие глаза и просяще уставилась на него.
Ему стало страшно, что она вот-вот расплачется. Николя понурился. Он никогда не переносил вида женских слез, особенно когда сам был их причиной. Но сейчас эту порочную двусмысленную нужно было разорвать. Окончательно и бесповоротно. Все уже и так вышло из-под контроля.
— Нет. Нам не стоит больше сближаться. Из этого ничего не выйдет. Слишком многое стоит между нами.
— Но я же ни о чем серьезном не прошу. Всего один танец — просто хорошее воспоминание, которое останется со мной, когда… — она тоскливо вздохнула и отвернулась, украдкой смахивая слезы. — Когда нам придется расстаться.
— Расстаться? — непонимающе моргнул Николя. От дурацкого слова сердце болезненно защемило.
— Скоро экзамен, вы забыли? После него все отправятся по местам назначения: в Дюарль или…
Николя с шумом выдохнул. Из-за всей это суматохи с проповедником он действительно забыл о том, что все сроки ученичества уже вышли. Придется принимать какое-то решение, хотя никаких идей на этот счет у него так и не появилось за все это время. А письмо Ноэля только все усложнило. Те варианты, которые ему удалось придумать, теперь казались одинаково плохими.
— Уверен, у тебя еще будет очень много хороших воспоминаний. Ты этого достойна. Просто не со мной.