Николя протянул руку, чтобы коснуться ее щеки, но Герда отшатнулась.
— Финист был прав. Вы лицемер и трус. Просто скажите прямо, — говорила она тихо, почти умоляюще.
— Сказать что? — Николя уже давно упустил направление этой беседы и не представлял, куда она клонится.
— Правду! — от ее отчаянного крика Николя вздрогнул.
Прочитала мысли? Догадалась? Нет, не может быть.
— Герда, я не…
— Да я и так все знаю.
Она права. Ему до одури страшно, что придется объясняться. Он ведь и сам не решил, как ко всему этому относиться. Почему все так сошлось?!
Видя, что говорить он не собирается, Герда продолжила свою обличительную речь:
— Я недостаточно красива для вас. Недостаточно умна и образована. Дар, и тот слабый достался. Куда мне до дюарлийских знатных дам, а уже тем более до вашей ненаглядной жрицы? Я никогда не надеялась даже сравниться с ними. Просто хотелось хоть на мгновение поверить в сказку.
— Но причем здесь?.. — против воли вырвалось у Николя. От всех этих несуразностей голова шла кругом.
— Ни при чем. Забудьте! У вас прекрасно это получается, — всплеснула руками Герда и, схватив свой таинственный сверток, побежала к двери. Уже с порога, глотая слезы, бросила: — Простите. Я больше не буду донимать вас своими глупостями.
— Герда… — едва слышно простонал Николя, но она уже закрыла за собой дверь.
Он обессилено опустился на кровать и сжал голову руками.
«Что ты натворил, болван! — по ушам словно барабанным боем прошелся разгневанный голос Тангрума. — Ты же разбил ей сердце. Ну почему ты лежишь? Беги за ней. Попроси прощения. Сходи с ней на этот демонов праздник. Станцуй все танцы, которые там будут. Стань самим очарованием. Ты же можешь, когда хочешь. Это куда полезней, чем до бесконечности жалеть себя и заниматься самобичеванием».
«Нет. Все так, как и должно быть, — после скандала все чувства притупились и накатила апатия. — Она разочаровалась и теперь сможет спокойно меня отпустить, чтобы жить дальше и быть счастливой. А со мной ее бы ждали только невзгоды и боль».
«Ну-ну. И где же по-твоему она будет жить дальше? В заложниках у компании Норн? Или может у тебя достанет мужества передать ее Голубым Капюшонам? Там она хотя бы будет среди своих».
«Замолчи! Если так хочется, бери мое тело и делай с ним все, что заблагорассудится: проси прощения, танцуй на празднике, признавайся в любви. Я знаю, что ты можешь. Только меня оставь в покое. Я больше не могу разрываться от этой боли!»
«Да что ты вообще знаешь о боли, щенок? Боль — это когда на твоих руках умирают братья, которых ты обещал защищать. Боль — это когда тебе приходится поднимать меч против собственной крови. Боль — это когда отец, которому ты никогда не был достойным сыном, отдает за тебя жизнь и оставляет в наследство мир, который ты не можешь удержать от разрушения. Боль — это когда ты уступаешь самое дорогое, что у тебя есть, глупцу, который даже оценить твой дар не в состоянии. Он втаптывает его в грязь, глумясь и издеваясь, а ты можешь лишь безучастно смотреть со стороны, не в силах защитить то, что ты так любишь».
Николя пораженно выдохнул. Неужели?.. Это бы многое объяснило.
«Думаешь, если бы я мог, то не воспользовался твоим телом до этого? Не позволил бы тебе повторять по кругу одни и те же ошибки до бесконечности? Но нет, это не я подарил девочке брошь ворожеи, не я десять лет тайком рисовал ее портреты, не я посреди ночи бросился прочесывать плато, услышав в голове призрачный голос, не я затягивал экзамен до последнего, боясь даже думать о разлуке, не я при каждой встрече старался ненароком ее коснуться, не я целовал ее на лесной поляне, не я долгими ночами прислушивался, ловя каждый звук за стенкой, надеясь, что она придет и разделит твое одиночество».
«Чего ты добиваешься?» — обреченно спросил Охотник, прекрасно понимая, что Мертвый бог прав. Николя давно уже и сам запутался в своих поступках. И точно знал теперь лишь одно: если с Гердой что-то случится, он никогда себе этого не простит. А оно случится, если она останется рядом с ним. Он всем приносит несчастья.
«Уже ничего. Если она тебе не нужна, то, пожалуй, я заберу ее. Не могу больше смотреть, как ты ее мучаешь».
«Что значит заберешь?» — вдруг переполошился Николя. Как мертвец, чье тело заковано в лед на краю света, может кого-то забрать? Тем более, Герда не вещь. У нее есть своя воля и свое мнение на этот счет.
«Как дал, так и заберу. Больше тебя никто не станет уговаривать обратить на нее внимание. Ты сам будешь должен доказать, что достоин. Тебе будут посланы три испытания. Провалишь хоть одно, и больше не увидишь ее никогда. Твое желание сбудется — просто отступи в сторону, как ты всегда делаешь. И твой покой уже больше никогда никто не потревожит».
Николя еще несколько раз пытался заставить Тангрума объясниться, но тот упорно молчал, видно, решив, что уже сказал достаточно. Отчаявшись, Охотник встал и оделся потеплее, желая проветриться, еще раз проверить все места, где мог прятаться Крысиный пастух, занять себя чем угодно, лишь бы не оставаться наедине с тревожным предчувствием. Не стоило, ох не стоило злить строптивого бога! Остается надеяться, что Герде он вредить не станет, если она на самом деле так ему дорога, как говорит.
За дверью поджидал Финист.
— С кем ты там говорил? — подозрительно спросил оборотень, с любопытством заглядывая в пустую комнату.
Николя попытался его игнорировать, но Финист не унимался, следуя за ним по пятам до самой прихожей:
— Что ты сказал Герде? Она вылетела от тебя вся в слезах!
— Отвали, а?! — вызверился Охотник, растеряв последние остатки самообладания. — Что ты все время вынюхиваешь и подслушиваешь, как последняя шестерка? Нечем заняться? Так окучь еще пару наивных девок. Или тебе денег на бордель не хватает?
Он сорвал с пояса увесистый кошель и швырнул оторопевшемуФинисту.
— За мое здоровье можешь не пить. Только в покое оставь!
Оборотень просто стоял на пороге с отвисшей челюстью. Что ж, хотя бы заткнулся. Передохнуть. Побыть одному. Подумать.
После ссоры с Николя, Герда опрометью бросилась в свою коморку и зашвырнула ненавистный подарок под кровать. О чем она вообще думала? Николя же каждый раз красноречиво давал понять, как он к ней относится. А этот подарок? В самом деле, глупость какая-то. Какая из нее рукодельница? И рисунок «бабский», для воина совершенно не подходящий. Стыдно показывать даже.
Поняв, что не может успокоиться, Герда пошла на конюшню и принялась остервенело счищать с нее остатки линялой шерсти. Наглотавшись ее вдоволь, уронила скребницу, закашлялась и против воли снова расплакалась. Тесно прижалась к теплой конской шее, отчаянно пытаясь найти утешение у животного, которое в отличие от человека могло спокойно и без упреков выслушать, обнять и искренне пожалеть.
— Герда, ты здесь? — донесся из прохода голос Финиста. Дверь денника отворилась, и на пороге показался он сам. — Не плачь. Этот болван не стоит ни одной твоей слезинки.
— Не стоит, — отмахнулась она, утирая слезы. — Мне не нужно было так на него набрасываться. Я сама во всем виновата. Ты был прав. Нельзя жить глупыми детскими мечтами, которым не суждено сбыться. И плакать тоже нельзя — я уже не маленькая девочка.
Финист порывисто обнял ее и принялся гладить по волосам, когда она спрятала голову у него на груди:
— Не надо так говорить. Мечтай, плачь, если хочешь, только не становись такой же сушеной воблой, как этот хлыщ.
— Пожалуйста, не оскорбляй его, — попросила она, подняв на оборотня затравленный взгляд.
— Не буду. Прости меня, — мягко улыбнулся Финист. Странное дело, но ни поцеловать, ни даже сделать объятия чуть менее дружескими он не пытался. Это радовало и настораживало одновременно.
— За что? — осторожно спросила Герда.
— Мы повздорили. Я не хотел тебя расстраивать, — Финист замолчал и начал ковырять носком пол. Герда нахмурилась. Он явно что-то скрывал, а с помощью телепатии так глубоко залезть в его мысли у нее не получалось.
— Прощаю, — после небольшой паузы ответила она. Какой смысл обижаться на то, чего она не знает? Вот узнает, и все равно простит. Такова, наверное, женская доля.