Командир, фигурально выражаясь, так и сел, весь сокрушенный:
– Ну ты село-о… даже хуже – глухой хутор в заполярной степи! Зря, зря я на тебя столько сил потратил… Там же Боб Дилан…
– Боб Дилан? Тогда понятно – мы не слушаем кантри. Можешь забирать, если оно тебе так надо.
– Джордж Харрисон еще…
– Харрисон? Это меняет дело. Давай обратно!
– П-первое слово дороже второго!
– Первое слово съела корова!
– Мужчины, вы брать будете? – прервала высокую искусствоведческую дискуссию продавщица, – Мне кассу сдавать надо.
– А почем будет?
Дама назвала сумму, весьма незначительную, но все-таки отличную от нуля.
– А п-просто так забрать нельзя? – спросил Командир, – Вы же сказали – все равно на выброс пойдет, если не разберут?
Дама вздохнула:
– Не могу. У нас – порядок. Бухгалтерия, и все такое. Вот будем выбрасывать – тогда по акту спишут. Но не сегодня. Сегодня – надо оплатить.
– Видишь – а ты говоришь «прогресс» приходит в провинциальные центры, – повернулся Командир ко мне.
– Это что еще… Мы с Серегой когда вчера портвейн брали… (опасливо посмотрел) когда брали, так натурально, по старинке, сначала чек пробивали на кассе, потом с ним топали в отдел, и там его на этот штырь накалывали… как при царе Горохе, ей-бо! Куда им «компакты»-то?
Но на самом деле я погрустнел. Денег и в самом деле не было.
– Ладно, – Командир вытащил несколько мятых бумажек, – Хватит?
– Хватит, – заверили его, – Даже сдача образуется…
– Но тогда уж извини, – это уже мне, – Все пласты себе забираю!
– А-а-а!..
– Л-ладно. П-пошутил я. Уже и п-пошутить нельзя! И мои тоже возьми, в Москве отдашь тогда при случае…
– Вот спа…
– Кстати, о Москве. Ты придумал, как добираться-то будешь в итоге? С моими, между прочим, дисками!
– Не-а…
– Мо-ло-дец… – с расстановкой произнес Командир.
– Да ладно, придумаем что-нибудь… Я уж прям опять вернуться хочу скорее, поставить, послушать… Смотри, вот эта мне уже нравится, – и ткнул пальцем в конверт, – «Heading For The Light».
– Я не понимаю английский, – заявил Командир.
– Ты-то? «Туда, где свет», так можно сказать.
– Твой, во всяком случае! – и счастливо расхохотался.
– Ах ты!..
– Вот и ах! Давай, дуй – Зайцев уж небось заждался тебя! И я пойду… завтра тогда – на том же месте. В самом Центре…
К вечере снова заморосило. Сидишь на пустой кровати, завернувшись в спальник, смотришь в окно – дождь… и Серега Зайцев в дверном проеме делает знаки – необходимо отметить, что человеку с ростом сто шестьдесят гораздо труднее запрятать на себе бутылку портвейна, даже если ты аспирант филологических наук и специалист по творчеству раннего Ивана Бунина. Особенно если ты по-прежнему облачен в одну майку-тельняшку.
Мы есть, Город есть – так куда же мы денемся. Мы обязательно вернемся. Потому что земля круглая, а жизнь – вечная. Туда, где свет…
Октябрь
– Командир умер…
Так случается в октябре, в самом конце его, когда плеснет вдруг солнцем напоследок, не теплом, а одним только светом уже – но все-таки. И подсохнет немного на улице, а, или это заморозками уже прихватило, но неважно, главное, не так хлюпает. И вроде привык даже к прохладе понемножку, втянулся… сколько там без лета, а, два месяца уже, а до весны – целых четыре, но все же, все же. Глядишь, и в этот раз перезимуем, отсидимся как-нибудь. Орион ведь взошел, с каждой ночью все выше и выше. В субботу вернешься домой, глянешь в окно – и видишь уже весь пейзаж насквозь, облетело почти… Сядешь, завернешься во что-нибудь клетчатое, можно книжку взять, хорошо бы надежную, проверенную, такую, что читал много раз, и еще больше прочтешь… ну вот так, вроде ничего. Наладилось. Жить можно… можно жить… можно… звонок…
– Командир умер…
И так и стоишь, оцепеневший…
Жить можно… можно жить… только колотится внутри…
Сколько я не видел его – год, два… неважно… неважно, когда знаешь, что всегда можешь… один шаг… Все линии мира сходятся в одной точке, искривляется пространство, и ты оказываешься там, в самом сердце вихря, все для того… единственный раз. Но время идет, и линии опять разбегаются, чтобы однажды встретиться снова, когда-нибудь – но теперь без тебя… Ты уже – стоишь в стороне, в абсолютно ровной, невозмущенной системе координат, только время уходит, уже ушло, его не обманешь, и ничего не возвращается… И теперь уже – неважно. Остановилось…
Церковь… странно, ты знаешь это место, не так, чтобы очень, просто мимо… а теперь смотришь и не узнаешь. Будто призрачный город, все чужое… будто сон, дурной сон. И внезапно понимаешь – то самое… просто ты впервые попал в него – ТАК. Такими глазами… чтобы больше никогда не увидеть.