Много людей, и все больше и больше… многих знаешь, но не можешь ничего сказать, просто киваешь… и никто не может… слова вязнут, да и что тут скажешь – «привет»? Или – «как дела»? Да и какие тут дела… теперь…
Все больше и больше… даже странно, как все поместятся… хотя… изнутри места всегда оказывается больше, чем кажется снаружи… черт, ерунда какая-то лезет в голову… все больше и больше. И дождь… или просто – с неба вода?
Он совсем не похож на себя… хотя – кто был бы похож? Да нет, это он… он, кто же еще… Глаза… закрыты, но я вижу глаза… его…
Говорят, что жизнь проносится… перед глазами… но – кто говорит? Кто – знает? Кто – может знать?? Я, я знаю теперь… проносится.
Ты идешь, лето… машет тебе рукой:
– Т-ты по мою душу?
– Ну, допустим.
Шаг в сторону, шаг мимо, мгновением раньше, мгновением позже – и все пройдет стороной. И ты – никогда не узнаешь. И сегодня – будет обычный день, просто осень, просто октябрь. Просто дождь – это так неудивительно в октябре… А потом – настанет зима, но ничего, не первый же раз. Справимся. Жить можно. Можно жить…
– А это… ну насчет…
– Д-да ничего такого. Просто мы не уходим, пока все не сделаем…
Ты не уйдешь, пока не сделаешь все… неужели… неужели? Неужели – все?..
Потому что…
«Просто потому, что есть вещи, которые не сделает никто, кроме тебя…»
Неужели… неужели…
Никто…
Мы не уйдем…
Еще больше людей. Тесно. Жарко. Стоишь, мокрый снаружи, мокрый внутри, насквозь – без разницы. Ты – есть. А его – больше нет…
Свечка в руке. Обжигает. Тоже все равно. Только в голову опять лезет… черт, ерунда какая-то… хотя почему – ерунда…
– С-слушайте… п-по бутылке водки еще возьмите на брата… т-только не это! Не в этом смысле! Для расчетов с аборигенами, н-наверняка что-то понадобится. Еще и не один раз небось… А там, сами понимаете – это тверже золота. И вот еще, пока не забыл. Свечи еще… там в городе электричество стало часто выбивать, подстанция старенькая совсем, или как там ее… н-неважно, короче. В темноте-то чтоб не сидеть, если что…
И тут же, конечно – нет, ну а чей еще? – развеселый вопль Коровина, поддерживающего призыв руководства сразу на всех приблизительно известных ему языках:
– Яволь, май Команданте! Только вот какой момент: свечи брать – автомобильные? Или какие?
– Ко-ро-овин!
И Командир зловеще шевелит усами вместе с бородой, словно намереваясь защекотать непокорного вусмерть, но видно, что глаза смеются:
– Коро-овин! Ты – вот лично ты! – можешь брать автомобильные. Или какие. Н-но учти! Погаснет! Свет! Я! Тебе! Лично их поставлю…
И Коровин, хлопая ресницами, доверчиво покупается на финт:
– Куда-а?
– Или т-туда! Понял? И попробуй только мне потом не воссиять ж-живоносным светом!
И уже все смеются. Ну, кроме Коровина. А Командир – четко фиксирует уже поверженного
– Слушай, К-коровин… а не тебе сейчас не та футболка, на которую Барсика тогда… кхм… стошнило?
– Вроде не та… – бурчит в ответ.
– А нам всем сейчас показалось – именно она!!!
…и опять – душно, душно. Тяжело. И закрывают лицо чем-то белым… навсегда… только надо крикнуть, но кричать не можешь… нельзя, нельзя закрывать! Как же он будет – там! – дышать… не можешь… Это ты, ты… Ты уже не можешь дышать. Что-то сыплют еще… что-то поют…
– Командир! Слышал, Домовой как сегодня звонил?
– Ну а как же.
– Слушай, как-то странно сегодня… Я вообще, если честно, так и не понял – там хоронили кого или женили!
– Да хоронили… – вздохнул Командир.
– Да? Не, очень странно сегодня выступил… что он хоть сыграл?
– Что сыграл – не знаю, – Командир покачал головой, – Но знаю, что хотел сыграть!
– И что же?
– «Мотыльков».
– Это чьих же будут?
И опять качает головой и улыбается:
– А это тебе пока рано знать! Подрастешь – узнаешь!
И – вполголоса:
– «..и мы парили на крыльях мотыльков, в танцующем пламени свечи, выбирая то, каким будет завтра после нас…» Ну, это если по-русски!
– Я так и понял. Знаешь, если честно – у тебя вышло если и лучше, то ненамного!
– Ну уж… как сыграл!
И – неожиданно серьезно:
– Но, примеряясь к моменту с философской точки зрения – еще не знаешь, что важнее: что сыграл в итоге – или что все-таки хотел сыграть…
– Эка ты хватанул!
– Не нам решать, в общем…
– Согласен. Закончим на этом.
И – вдруг еще серьезнее:
– Слушай, раз уж пошла речь… А ты бы что хотел, чтоб тебе сыграли?
Я опешил: