Матросы запаслись онежской водой — самой чистой водой на всем пути, В качестве лоцмана на флагман прибыл капитан-наставник. Он опоздал и подоспел к тому времени, когда «Машук» уже вошел в первый шлюз Беломорского канала. Радист включил принудительную трансляцию, и команды с мостика были слышны на всем корабле. Рулевым у кнопочного штурвала встал сам Андрей. Входили осторожно: ширина «Машука» почти соответствовала ширине шлюза. На шлюзе дежурили две рослые молодые женщины в ватниках и сапогах. Они ловко поймали концы и, перегнувшись вниз, озабоченно следили за тем, как поднимается впритир к серым сырым стенкам первого шлюза белая громадина.
— Поаккуратней проходите, — сурово сказала одна, когда вода подняла теплоход из глубины шлюза. — Перила новые. Хоть бы постояли...
Рядом с ней, со сдержанным интересом разглядывая корабль, стояла жена капитана-наставника, пришедшая проводить его. Надя видела, как они попрощались за руку. Жена капитана-наставника была в бежевых модельных туфлях и сером китайском габардиновом плаще. А лицо у нее было такое же, как и у дежурной на шлюзе, — хмурое, обветренное. И они обе с одинаковым выражением смотрели на Надю, должно быть, видели в ней, единственной пассажирке белого красавца теплохода, горожанку, женщину, живущую совсем иной жизнью, не похожей на однообразную жизнь на шлюзе.
Отдали швартовы, и дежурная заправила в платок русую, почти белую прядку.
Лучников сказал ей:
— Спасибо вам! — и сделал жест, как будто жмет руку. — Счастливо оставаться!
— Счастливого плавания! — ответила дежурная серьезно и доброжелательно.
Всю ночь теплоходы карабкались из шлюза в шлюз по ступеням Повенецкой лестницы. Отряду предстояло пройти девятнадцать шлюзов для того, чтобы выйти в Белое море. Негромкие команды, потрескивание бортов в узких местах, журчание воды по стенкам шлюза...
Суровые места лежали вокруг: серый гранит, валуны, осины, еще голые, с позеленевшими стволами.
А люди уже пахали на отвоеванных у болот и камня клочках земли. Но и здесь, среди пашни, лежали серые глыбы, которые только и можно опахать кругом, а сдвинуть с места нельзя. Высоко на скалистых холмах стояли темные кресты и обелиски с красными звездочками.
— Вы еще, поди, девчонкой были, когда этот канал строили, — сказал Прямков. — Техника тогда какая была, а условия тяжелые — болота, камень.
— Говорят, его строили заключенные? — спросила Надя.
Старик помолчал, вздохнул.
— Заключенные — тоже люди... — Он закурил, отмахнул дым от Надиного лица, — Одна из первых, понимаешь, попыток была исправить преступников через труд...
— Ну и как? Исправились?
— Многие исправились. И памятник себе добрый поставили, — заключил он, имея в виду канал.
С утра пошли озера и водохранилища с каменными, скалистыми островками. На островках елки, осины. Голубую воду чуть рябило. В небе кружились чайки.
Надя взяла книгу и отправилась на корму. Там было тепло, безветренно. Она села на спасательный ботик, разулась. Ноги были слишком белы после зимы. «Пусть загорают», — решила Надя и взялась за чтение, с удовольствием ощущая, как по ногам струится солнечное тепло.
Прочитав странички две, она закрыла книгу. Не читалось. Чайки скрипуче кричали в вышине. По каналу идти еще и идти, весь день и опять всю ночь. Ей стало скучно. За зиму она очень устала: был ответственный год, девятиклассники. Ей казалось тогда, что она будет отдыхать с радостью и долго не сможет насытиться отдыхом. Но вот прошло чуть больше недели, а она уже тяготится бездельем. Правда, она делает кое-какие записи в дневнике: все географы — любители до путевых впечатлений. Но кому это все нужно? Лучше, чем в лоции, все равно не напишешь.
На корму пришел Лучников. Не заметив Нади, он прошелся вдоль перил, снял фуражку, провел рукой по волосам.
Обернувшись, он увидел ее и смутился. Или это ей только показалось?
— Загораете? — спросил он, невольно бросив взгляд на ее белые ноги с узкими, почти детскими ступнями. — Ну загорайте. Не буду мешать...
— Вы мне не мешаете, — сказала Надя, подобрав ноги и закрыв их подолом платья.
— Что за книжка? А, Гагенбек... Знаменитый зверолов, поставщик зоопарков... Люблю эту серию — Географиздат...
Он был в кителе, справа на его груди был укреплен значок. Надя не могла понять, какой.
— Это международный знак капитанов дальнего плавания, — пояснил он. — На нем изображены секстант и якорь.
Он облокотился на перила и стал смотреть на воду.
— Вон каким широким фарватером идем. А Петрусь здесь корабли волоком перетаскивал...
Надя не сразу сообразила, что он говорит о Петре Первом.