В Россию! Каково? Вбил себе в голову, что только в Петербургской академии он может получить настоящее художественное образование! И ведь поехал...
Саша, я тебя не утомил? Короче, встретились мы с ним только через пять лет. Вернулся он из своего Сент-Питерсберга на корабле и прибыл в Сан-Франциско. А мне еще с корабля позвонил. Не родителям, не сестре - только мне одному. Ну, тут я его захомутал и уговорил во Фриско остаться.
Я-то думал, он из России привезет... ну, что оттуда привозят? Академическую манеру - да, там ставят так, что нам и не снилось. Церкви эти, леса-перелески, березки, славянские девушки... Ах, какие там девушки - знавал я одну из Одессы, Саша, не при тебе будь сказано! Но он привез только новый колорит.
Светлый и сумрачный. Не бывает такого, чтобы одновременно, да? А у него бывает. Он его подсмотрел у белых ночей - там, в России, белые ночи. Он это назвал "Северный свет". Будто дымка, и свет, и мгла, и прямо чувствуешь прохладу от картин - просветление! Эх, Саша, я не поэт, я художник. Я бы тебе это нарисовал, но такого колорита, как у Шиффера, не повторить. Этого и у русских художников я не видел, а видел многое - если хочешь идти вперед, надо классику хорошо знать, такие дела, Саша. Но это не классика, это он душу свою рисовал. Северным светом. Только я тогда ее до конца не понимал, душу-то его.
Ну, и наброски домов он тоже привез. Дома там, в Сент-Питерсберге, чудо, я бы тоже заболел ими, если бы повидал воочию... тут-то я Шиффера понимаю. И на фоне домов - летучие мыши. Ну, там разного было... зайцы, совы, ласточки, рысь, олень... Даже ребенка однажды изобразил. Это был первый человек, которого Шиффер красил за всю свою жизнь.
Сняли мы зал, устроили совместную выставку. Да ты, может быть, помнишь, - нас и по новостям показывали, и в газетах писали. Успех был большой, чего уж там. Я уже поверил, что жизнь - все, налаживается, а то ведь бывало, что сидел без куска хлеба и без пачки сигарет. Заказы мне повалили валом... А тут и Шифферу подфартило. Наняли его в одном издательстве - они антологию рукокрылых решили выпустить, и в другом - детском, они серию книг выпускали вроде "Рэдволла". Ты не знаешь "Рэдволл"? Ну-у, а я этими книжками зачитывался. А Шиффер, его же, как у этих русских говорят, заставь Богу молиться - и лоб расшибет. Лазил по пещерам, делал наброски, какую чертову уймищу бумаги на этих мышей перевел - там десять антологий этими эскизами можно было бы проиллюстрировать!
Он даже специально снял себе старый домик на окраине города, потому что там на чердаке жили летучие мыши, а в мансарде - сычи. И, знаешь, как-то они мирились. Дружненько жили: сычи, нетопыри, Шиффер и его кот. Хотя воробьев этот котяра ловил на раз.
Но про этот домик знал только я. И только меня он туда пускал. Я тебе, Саша, даже больше скажу: одного меня он допускал в свою мастерскую. А чертовы папарацци - они были бы, доложу я тебе, очень не прочь туда прошмыгнуть! Да кто ж их, крыс этаких, пустит? Только не Шиффер!
Хотя, скажу я тебе, у журналистов и без него забот хватало. Недели не проходило, чтобы какая-нибудь из газет не напечатала сообщение про гигантскую летучую мышь. Шумиху такую подняли: чупакабра, чупакабра! Но потом выступил по телеку какой-то яйцеголовый и объяснил, что это просто гигантский крылан с острова Бали, которого кто-то купил, чтобы держать дома, а он и улетел. Во Фриско тепло, крыланы питаются фруктами, так что и зверюге ничего, и людям от него никаких проблем. Тогда только успокоились. Но Шиффер об этом говорить не хотел, он хотел говорить о своих картинах да о "северном свете".
И еще Шиффер одному мне показывал те наброски, что он делал не по заказу, а для себя.
Для антологии он делал очень реалистичные зарисовки. У него как-то так получалось, что мышь эта прямо в душу тебе смотрит, и уши - будто слова твои ловят, и вообще чувство такое, что она вот-вот вспорхнет и мимо тебя - шасть! Шорох крыльев прямо слышишь! А в этом "северном свете" они становились разом и живыми, и волшебными, этакими летучими эльфами. Зато для детских тех книжек - наоборот, очень славные такие, гротескные, очеловеченные в доску фурри у него рождались. Я таких летучих мышей только на японских гравюрах видал, но у него они были очень современными и очень... как тебе, Саш, объяснить... ну видишь прямо, как они двигаются, слышишь, о чем говорят, даже чувствуешь, как они смеются или сердятся! Вот он какой был художник, мой друг Шиффер...
А для себя он делал другое. Тоже фурри, и тоже гротеск, но жутковатый и какой-то отчаянный. Таким одиночеством от его набросков веяло, и от "северного света" в них не то что не светлее - еще горше становилось. Всякий раз мне хотелось его взять и погладить, но кто ж так с друзьями делает? Это же не племянник. С малыми племянниками я бы так и поступил... И как-то я его зарисовки разложил и ахнул. Ну прямо такие они были живые и реальные! И разложил я их по порядку, и получилось у меня не просто много рисунков, а целый мультфильм под названием "Человек превращается в летучую мышь". Правда-правда! А лицо у человека - самого Шиффера. Типа, автопортреты.