Вернувшись домой, он долго не мог заснуть. Возникал перед глазами родной дом, выплывала тощая фигура отца, обхваченная клешнятым пламенем, слышались прощальные слова матери: «Тебе, сынок, грешно нас забыть». Почему-то вслед за этим вспомнилось, как Лидия промокнула капельки вина, упавшие на его галстук.
Встал он поздно. Соседа по комнате уже не было. Солнце глядело прямо в окно. На скатерти розовыми крапинками лежали отблески цветов герани.
Он позавтракал в столовой общежития. День был воскресный. Делать ничего не хотелось. Отправился бродить по городу.
Лидия занимала его мысли, однако ему казалось, что девушка оскорбится, если он вдруг придет. Но едва он очутился возле магазина, где тротуар ночью был залит красным светом, как решил, что Лидия сочувственно отнесется к его посещению: она знает, человек он в этом городе новый, одинокий, ему скучно, вот он и пришел.
Двор школы подметал пожилой мужчина. В нагрудном кармане пиджака — складной желтый метр. Усы такого цвета, будто их долго держали в крепко заваренном чае.
— Не скажете, где живет учительница русского языка Лидия Андреевна?
— В школьном флигеле. Сейчас ее нет. Ушла на водную станцию.
— А как найти водную станцию?
— Проще простого.
Мужчина принялся объяснять Петру, где станция.
Окающим говором, добрыми глазами он напомнил Петру отца. От участливости схожего с отцом человека он почувствовал себя бодрым и весело зашагал к трамваю.
Он долго ходил по мосткам водной станции, высматривая среди купальщиц Лидию, и, потеряв надежду найти ее, поплелся по берегу, где загорала под присмотром взрослых детвора.
Песок был топкий, быстро просочился в туфли, поэтому Петр снял их, повесил на плечо и с удовольствием погружал ноги в каленую каменную муку. Неподалеку от горы-полуострова, чуть в стороне от багровой землечерпалки, Петр увидел Лидию. Она выходила из реки. На голове синяя резиновая шапочка, черный купальник переливался и мерцал.
— Здравствуйте, Лида.
Девушка выбежала на берег, набросила на плечи широкое банное полотенце и только тогда ответила на его приветствие.
— Кто это у вас в школе усатый такой? Дворник?
— Не дворник. Завхоз.
— Хороший, видно, дядя?
— Замечательный человек! Днюет и ночует в школе.
— На отца похож на моего. Вы одна здесь?
— Нет, не одна.
— В таком случае не буду мешать.
— Постойте. Я не одна. Я с вами. Были мои ученики. Недавно ушли.
Лидия рассмеялась и кинула галькой в покачивающего куцым хвостом кулика.
Они разговаривали, купались, загорали и не заметили, как солнце сползло к сиреневым горам вдали. Подул ветер, по реке длинными полосами потянулась алая рябь. Замерли ковши землечерпалки, и с ее борта спустились в лодку две женщины.
Странным и удивительным казалось Петру то, что он стоит на берегу незнакомой реки и ожидает, когда девушка, неведомая ему до вчерашнего дня, на уже чем-то близкая, чем-то дорогая, зашпилит стянутую в узел косу и наденет шляпу. Наблюдая, как она заворачивает в газету полотенце, он вспомнил то, что рассказала она ему о себе, и у него заболело сердце.
Отец? Лидия даже не знает, кто он. Мать говорила ей: «Пригуляла я тебя, Лидка. Живи и не лезь с вопросами». Пригуляла. Слово-то какое обидное... Когда девочка училась в третьем классе, мать заявила: «На восток поеду, Лидка. Говорят, там шутя деньги зарабатывают. С теткой Лушкой пока побудешь».
Писала мать редко, а потом и совсем замолчала. Через год пришел от нее потертый треугольник. Тетя Луша развернула его, прочитала и бросила в печку.
«Проворовалась, Лидушка, родительница твоя. Кастеляншей работала. Простыни продавала, одеяла. Ну и осудили ее. Сейчас на Колыме... Не будет ей моей помощи. Пусть, голубушка, показнится. Ребенка бросила, да еще за плохое дело взялась».
Несколько лет от матери не было никаких известий. Однажды зашел старик, приехавший с Дальнего Востока, передал от нее привет, банку кетовой икры и записку. Мать сообщала, что после того, как отбыла заключение, вышла замуж за вдового рыбака, родила двух близнецов и опять на сносях. Сбоку она нацарапала: «Лидка, ежли хочешь — приезжай».
Уходя, старик шепнул тете Луше: «Не отпускай девочку. Сестрин-то рыбак недотепа: пьет, буйного характеру. И насчет ученья там плохо. Говоришь, девочка в восьмой ходит? А там семилетка».
Так и воспитала Лиду тетя Луша. При случае колотила, иногда и куском попрекала, но лаской не обделяла, не бросила; может, и вековухой осталась из-за нее.
«Сложно жилось, а веселая, светлая», — ласково подумал Петр о девушке.