— Этот говорит совсем как пастор, — шепчет Микелис Андрею.
— Голова… — роняет тот равнодушно, закуривая новую папиросу.
— Язык здорово привешен, — говорит Граузис. — Глядите-ка, теперь и он хороший.
Барон пожимает Яну руку.
— Я не предполагал, что вы, Робежниек, тоже…
Ян, улыбаясь, кланяется.
— Вы меня слишком мало знаете, господин барон.
Барон тоже хочет сказать несколько слов.
Он беседовал с князем. В лесах обоих имений будет устроена облава на лесных братьев. В Озолской волости надежных людей немного. Поэтому здешние должны прийти на помощь. Записаться можно у волостного старшины. На этот день всем будет выдано оружие. И еще был разговор с князем. Он, барон, считает, что в каждой волости нужны группы самозащиты. Но князь возражает. Надо, чтобы сход обратился с просьбой. Пусть в имение поедут самые уважаемые хозяева. Пастор тоже обещал похлопотать.
— Поймать бы Мартыня Робежниека, — толкует Бите. — Он тут все тропки и дорожки знает, он у них и главный.
— Андрей знает. Почему он не укажет?
— Да оставь ты в покое Андрея! — кричит тот, вскочив на ноги. — Спросите у Шнейдера.
— Пусть лучше хозяин Криев расскажет. Он лучше всех знает. У него ихнее гнездо.
Вилнис, услышав название своей усадьбы, но, очевидно, не поняв, в чем дело, подходит к столу и вытаскивает кошелек.
— Сколько ж там платить: два рубля тридцать четыре… тридцать пять… — Роется в кошельке и платит.
— И за сына, — выписывая квитанцию, замечает Рудзит.
— И за сына, значит, тоже… — И он отсчитывает еще.
— Кто виноват, тот норовит первым, — говорит Дзерве. — Эх, взять бы обоих вместе, с этим немым…
— И не думаю и не буду платить, — горячится Спрогис. — Я бедняк. У меня даже сапог нет, обуть нечего.
Вильде встает.
— Тут у нас есть еще объявление князя Туманова. Кто укажет, где скрываются лесные братья или только один Мартынь Юргисович Робежниек, получит пятьсот рублей.
— Вона! — восклицает веселый старичок, теперь уже совсем громко. — Тут тебе убыток и прибыль разом. Пять сотен… — Он прищелкивает языком.
— Господин Рудзит, — распоряжается Вильде, — возьмите повесьте на стену.
Рудзит достает бутылку гуммиарабика и приклеивает лист на стене. Все, толкаясь, устремляются вперед, каждому хочется своими глазами увидеть.
— И вправду: пятьсот рублей. А знаете, совсем неплохо… Уж коли ты решился на такое, то по крайней мере знаешь, что не даром.
— Теперь охотники найдутся.
— А ежели кто при облаве его схватит, тоже будут платить? Или там не сказано?
— Попробуй поймай.
Люди читают и смеются. Яну Робежниеку как-то не по себе, он беспокойно ерзает в своем углу. Да и Зетыня чувствует себя неловко, достает платочек и долго сморкается.
Барон смотрит на часы. Половина второго… Он встает и поспешно прощается.
На дворе поднялась вьюга, света белого не видно. Яростно бушуют последние зимние метели. Конь весь белый от снега. На седле целый слой.
Барон, пыхтя, сметает снег и торопливо садится в седло. Ветер бьет прямо в рот, в нос, порой совсем захватывает дыхание. Всадник поглубже втягивает голову в воротник полушубка и закрывает глаза. Конь сам знает дорогу.
В десяти шагах ничего не видать. Лишь кое-где еще проступают следы полозьев. Конь иногда берет в сторону, проваливается в канаву и тут же получает от всадника каблуками в бок. В такую мерзкую погоду барон вообще чувствует себя скверно. А у него еще зубы разболелись, никак их от ветра не спрячешь.