Луна скрылась или завешена настолько густыми тучами, что ее не видно. Накрапывает дождик. Во тьме лес кажется черной узкой полоской где-то неподалеку.
Уже минут через десять первые двое потеряли дорогу. Слышно, как они шлепают по болоту и ругают друг друга.
Остальные останавливаются и поджидают. Толстяк закуривает новую папиросу.
— Американские путешественники, — подшучивает он.
Мартынь волей-неволей вынужден пока оставить Сниедзе и идти впереди. Все заняты своими мыслями. С сегодняшней ночи каждому предстоит заботиться о себе.
Вода еще глубже, чем давеча. Тает быстро. Если бы они не ушли этой ночью, то завтра путь был бы отрезан. В темноте трудно ориентироваться. Порой Мартыню кажется, что и он сбился. Ничего не разглядеть. Вдруг и его инстинкт обманывает?
Странные мысли приходят Мартыню в голову.
Слышит за собой хлюпанье воды. Без раздумий и колебаний бредут остальные по его следу. А если сам он заблудился и заведет их в трясину, откуда нет выхода?.. Или вдруг утром вокруг них будет только плескаться вода с чернеющими кое-где зыбунами, а на опушке покажутся изголодавшиеся охотники… Нет, он не смеет ошибиться! Он знает, что чутье все же не обманет. Ведет не он, а те, кто доверчиво идут следом за ним. Они не сомневаются, и сам он не смеет колебаться. В том именно и заключается величайшая мудрость, разгадка всех тайн: не сомневаться. Никогда и ни при каких злоключениях не сомневаться!
Мартынь замечает, что вода под ногами булькает меньше и сапоги уже не вязнут так глубоко. Когда он поднимает голову, деревья уже высятся над головой. И ветер стих. Теплое дыхание суши с тихим шелестом веет в лицо.
Не идет к протоптанной дорожке, а делает крюк по мягкому, скользкому, но еще не пропитанному водой снегу, огибая молодой березняк. Там другая тропинка, через ту же поляну, ведет к проселку… Идущие следом не возражают. Они, пожалуй, и не замечают, что идут менее знакомым путем.
Мартынь усмехается. Велико их доверие! «А вдруг я приведу их к усадьбе лесника Бите, где стоит отряд матросов? Почем они знают, что мне не обещана свобода и несколько тысяч, если я передам их в руки законных властей?» Сама эта мысль кажется ему недостойной и оскорбительной, и он отбрасывает ее. Высоко подняв голову и сделав решительный шаг, ждет остальных.
Все уже собрались, а он один стоит, не шелохнувшись, и, наклонившись, смотрит назад. Ему хочется разглядеть одинокий остров, на котором не так долго прожито, но бесконечно много пережито. Увидеть место, где произошла достойная сожаления развязка столь грандиозно начатой трагедии. Хотел бы навеки запечатлеть его в своей памяти. Плотная, сырая тьма опустилась над болотом, и решительно ничего не видать.
На лесной тропе он пропускает других вперед, а сам снова остается со Сниедзе.
— Я уже совсем хорошо иду, — радостно говорит юноша. — Вначале по болоту трудно было. Здесь снег тверже. Идти куда проще.
— Ну вот. Все будет как надо. Ты молод. И воля у тебя еще совсем молодая. Она закалится. Кто в ранней молодости столько пережил, из того выйдет толк. Я немало людей перевидел на свете… И это дает мне право кое-что предсказывать.
— Мартынь… — шепчет парень. — Если б ты знал…
— Я никогда не стремлюсь знать больше, чем знаю. Вот! И оставь при себе то, что у тебя на сердце. Сам еще раз взвесь все и очищай себя без пощады. Чтобы ветер развеял всю мякину и осталось только то золотое зерно, которое, я верю, есть в тебе. Настанут иные времена. Как знать, может, мы и встретимся при других обстоятельствах.
— Слишком много ты ожидаешь от меня… — подавленно произносит Сниедзе.
Остальные вышли на проселок, а Мартынь и Сниедзе застряли на лесной поляне.
— В Иокумы пойдешь наискосок лесом, — объясняет Мартынь. — Заблудиться там нельзя: держись санной дороги. Ты уже не раз по ней ходил. До опушки не больше трех верст. Только будь осторожен. Хорошо еще, ветра нет и шаги слышны издали. Впрочем, матросы по ночам не шатаются. Да и вряд ли сейчас какой-нибудь лесник рискнет высунуть нос… У Анны Штейнберг найдешь одежду и документы. Она же объяснит, что делать дальше… Так-то, товарищ! А теперь — счастливого пути.
Мартынь чувствует, как нервно дрожит рука, которую он пожимает.
— Мартынь… ты не знаешь… Я должен сказать…
— Ничего не говори… Не нужно мне знать. До свидания, товарищ, до следующей встречи в новых условиях.
Еще одно короткое, сердечное пожатие, и Мартынь исчезает в темноте.
Сниедзе идет по наезженному санному пути, с трудом передвигая будто налитые свинцом ноги…