Наконец, вздохнув облегченно, он вышел на работу.
— Тебя Стрельников искал, — сказали ребята.
«Может, насчет квартиры...» — подумал Мансур и поехал в контору энергорайона.
Стрельников звал его к себе на новый участок.
— Каждый, кто поработал на стройке хотя бы полгода, уже ветеран, — говорил Стрельников. — Во всяком случае, сам я за полгода перезнакомился со всеми службами и считался ветераном. Много молодежи приняли, народ все грамотный, но по нашему профилю не совсем подходит. Учить надо ребят. Ну? — сказал он нетерпеливо.
— У меня жена приехала, — сказал Мансур.
— Завезем передвижные домики и поставим прямо на участке. Ты же знаешь тот пустырь? Обнесем оградой, построим бытовку, склады. Места небось хватит. Ну? — Опять сказал он.
— Ладно, — ответил Мансур и немного удивился тому, как откровенно повеселел Стрельников.
...Участок начинался буквально на голом месте. Обогреться и то негде. Обтерханный вагончик, куда однажды явился Мансур, не вмещал всех. Электропроводка, пилы, топоры и прочие инструменты и материалы некуда сложить. Каждое утро «вахтовка» увозила ребят в поле, часть людей оставалась на базе готовить опоры, а еще часть отдельной артельной строила бытовку и склады. Пареньки обтесывали бревна, носили раствор и кирпичи и злились, что их романтический пыл находит выход в скучном и тяжком деле. Они оживлялись, когда на участке появлялся Дюмин, начальник энергорайона. Он был высок, строен, хотя и плотен фигурой. Очки делали его лицо интеллигентным и строгим. Однако слегка окающая, с простоватыми словцами речь смягчала его строгость. Ребята гордились тем, что их Николай Сергеич был летчиком-истребителем. Ему было восемнадцать лет, когда он поднялся в небо на учебном самолете и повстречался с немецким истребителем. Но вражеский летчик, видимо, пренебрег учебным самолетом или, может быть, слишком спешил. За войну Дюмин сменил пять самолетов, его ранило и калечило. Он и в пехоте повоевал, но и там не расставался со шлемофоном, как моряки не расстаются на суше с бескозыркой.
Дюмина знали в Нижнекамске и Заинске — там он строил электростанции. А еще раньше работал на строительстве Волго-Балта, Волго-Дона, Куйбышевской ГЭС. Названия эти звучали, как названия регалий.
Ребята строили склады, готовились завезти на участок передвижные домики, бетонировать дорожки, провести водопровод.
— Построим баню, — говорил Дюмин, и его лицо становилось лукавым. — Иметь свою баню — понимаете? Ну, в крайнем случае душевую.
Когда он говорил так, строительство бани казалось интересным и необходимым делом...
Здесь могут быть свирепые морозы, но выдаются и теплые зимы; слякотная осень здесь как проклятье, но не каждая осень гнилая. А лето без пыльных бурь не бывает. Наскочит с полей ветер, понесет тягучий свист по улочкам старых Челнов, огромно взметнется перед каменными домами поселка энергетиков и, ослабев, распластается, заскользит понизу и потеряется. Но нередко возродится ураганом и бесчинствует немилосердно...
В четыре часа пополудни, когда полевики ехали в город, на дорогах вихрились мелкие смерчи. Выгрузившись на базе, не стали расходиться, расположились на бревнах посреди двора. Смерчи поигрывали возле их ног, не суля пока никакой беды, и ребята заскучали. Шофер «вахтовки» Володя Нещеретнов завел нудный разговор о том, что в Казахстане он возил районное начальство; там тоже природа не райская, но ураган не ураган, а в положенный час он уходил домой, по пути забирая двух малышей из садика, в то время как жена нянчилась с третьим. Ребята помалкивали, и жалобы его звучали совсем невпопад: вот жена вынуждена была устроиться на завод лишь потому, что завод рядом и можно наведываться в вагончик, поглядеть, как там малыш; а если бы его в садик устроить, то, конечно, жена не работала бы на заводе.
— А где бы она работала? — спросил кто-то из ребят.
— В медицине, — ответил Володя. — Или, может быть, в столовой, в кафе. Отпустили бы вы меня, ребята, — сказал он вдруг.
Бригадир Вася Филиппов махнул рукой, и первым ушел Володя, за ним вскоре разбрелись остальные. А через час над Челнами, над округой пронесся ураган, покрывая дома теменью и шумом, а следом хлынул ливень. Еще через полчаса Вася Филиппов собирал ребят по вагончикам и вслух сожалел, что рано разошлись: ребята, живущие в Новом городе, уже небось в общежитии, а тут лишь половина бригады. Вскоре «вахтовка» держала путь к берегу реки, где проходила линия на Нижнекамск. Следом должны были двинуться буровая установка, «телевышка», автокран и колесный трактор с прицепом.
Над Камой, над грузной насыпью вдоль берега висела шумящая вода. Они проехали совсем немного и увидели за насыпью лежащие вповалку опоры. Оборванные провода повисли словно застывшие струи мутного ливня. Попрыгав из кузова ребята побежали вдоль насыпи согнувшись, будто соблюдали условия маскировки. Повреждено было шесть опор, иные вывернуты целиком, на других сломало деревянные приставки — «пасынки».
Стрельников интересовался по рации, подошли ли автобур и трактор с лесоматериалом, и сообщал, что Старый город, а также центральная котельная без света.
Ливень усиливался с каждой минутой, теперь он не просто гудел, а словно бы и тарахтел; наконец в проране ливневой пелены показался трактор, выделывающий зигзаги по размытой дороге. Следом еще нерешительнее продвигался автобур... Рытье ям давалось подозрительно легко, но вскоре ямы осыпались, их заливало водой.
— Оставим до утра, — сказал Вася Филиппов. — А утром придется вызвать экскаватор.
Кое-кто взялся было за лопаты, но Вася их удержал и послал вязать опоры. Компрессор все шумел, и его шум становился как бы все матовее, вживаясь в шум ливня и растворяясь в нем. Так прошли, может, часы, а может, всего полчаса.
— Как тихо стало-о-о, — протянул вдруг Ильяс Хаматдинов, и ребята услышали, как становится отчетливей, отдельней гудение компрессора.
— Ливень стихает, братцы!..
Белая вертикальная завеса оказалась как бы сброшенной, и сквозь сетчатое мелькание струй проглянуло сумеречное небо над камской водой, а река матерински полно, с достоинством шла в своих берегах — будто именно она приняла на себя падение тяжелого потока, приняла, растворила в себе и понесла-покатила.
Мансур снял с себя совершенно мокрую ковбойку, бросил на траву возле насыпи. Глянул на обнаженные руки, и они удовлетворили его густою смуглотой, мускульной округлостью. Он обматывал проволокой опору и вплотную притертый к ней «пасынок», накручивал ломиком.
Вспыхнули фары автомобиля, и туманный полусвет вокруг загустел, стал темнотой. Вася Филиппов махал рукой, Нещеретнов потихоньку подвигал машину, направляя свет на работающих парней.
На рассвете дождь совсем прекратился. Пришел экскаватор и тут же начал рыть ямы. В половине седьмого явились ребята, живущие в Новом городе. Коля Хадыкин босиком, с подвернутыми штанинами подбежал к груде лопат и, выхватив первую же, принялся выбрасывать из ямы землю...
— Осман, теперь дело за тобой! — крикнул Вася Филиппов.
Осман Куртасанов, водитель автокрана, молча направился к кабине. Вызывающие нотки в голосе бригадира как будто бы задели его, но он, казалось, решил промолчать.
— Далековато стоит кран, — пробормотал Нещеретнов.
— Вижу, — огрызнулся Вася Филиппов.
Да, кран стоял на насыпи. Осман правильно выбрал позицию, на прочном грунте. Но опоры лежали слишком далеко за насыпью.
— Их бы трактором подтащить, — сказал Нещеретнов.
— Нет трактора! Где ты видишь трактор? — взъярился Вася. — Может, «Беларусь» ты принял за трактор? Осман! — крикнул Вася и опять помахал рукой.