Но шли дни, а Пазников и не думал возвращаться. Кажется, профессия взрывника ему пришлась больше по нраву. Да и сам как-то признался:
— Хорошая должность, самостоятельная... сам себе хозяин...
Но не сказал он Ушакову того, что изредка останавливает знакомых ребят и спрашивает их о том, кто работает сейчас на его комбайне, и сам Пазников не мог объяснить, зачем он это делает.
4
Вот и сегодня Пазников окликнул Михаила Ерыкалина. Тот, не дожидаясь, когда подойдет к нему Пазников, сам устремился навстречу, спросил:
— Новость слыхал? Нет?.. Наш-то бригадир, всеми уважаемый Леонтий Михайлович, номер выкинул... Сбежал.
— Как — сбежал?
— А вот так просто, среди бела дня.
— Куда?
— Эх ты, дружок липовый, — грустно усмехнулся Ерыкалин, с силой ударил себя в грудь. — От нас, от бригады своей. На другом участке будет работать, с новыми людьми. А нас, значит, побоку. Вот как! — и навострился бежать дальше.
— Погоди, — растерянно проговорил Пазников. — Ты толком объясни, что случилось?
— А нечего объяснять, — сердито махнул рукой взбудораженный Ерыкалин. — Хошь, сам спроси.
И, оставив в недоумении Пазникова, заспешил прямиком — через шпалы в кусты тальника, росшего вдоль железнодорожного полотна, — к дороге, ведущей к быткомбинату.
«Неужто правда, — подумал Пазников, глядя вслед торопливо удалявшемуся Ерыкалину. — Сам меня ругал, а тут на тебе — сбежал... Да нет, ерунда все это, разыгрывает меня Ерыкалин, — и, схватившись за эту мысль как за спасительную палочку, уже увереннее подумал: — Так и есть, разыгрывает, шутов охотничек. Он соврет — недорого возьмет».
Пазников, уже было повернув обратно, к быткомбинату, решительно зашагал в сторону поселка.
Было раннее утро последней недели марта. Легкий морозец, напоминающий о крепкой зиме, еще схватывал по ночам подтаявшие за день дорожные лужи тонким слоем прозрачного льда. Когда наступал на него Пазников, он хрустко ломался, брызгами сыпал из-под ног. Снега на дорогах и тропинках уже не было, он лишь держался в поле, в самых низинах да в глубоких оврагах.
Уже ярко светило полное солнце, но тепла от него еще не было, и было приятно идти по свежему морозцу, похрустывать льдинками и прищуривать от солнца глаза, чуть покалывающие после ночной смены.
Хотелось ему застать еще в постели теплую, податливую от сна Ирину, крепко прижать к груди, услышать мягкий, текучий голос:
— Ну, медведь, раздавишь...
Но Ирина уже поднялась. Одетую, он встретил ее на пороге квартиры. Даже задержать не удалось.
— Ой, Феденька, миленький, спешу, — чмокнула в щеку и уже за дверью крикнула: — Завтрак на столе. Не скучай.
Работать она здесь, в поселке, устроилась в интернат врачом. В последние два дня уходила из дома рано — ждала какую-то ревизию. Пазников знал об этом, и все же то, что не удалось ему сделать так, как подумалось дорогой, расстроило его.
«Тоже мне, нашла работенку», — буркнул он и, сняв пальто и шапку, прошел к столу, но выпил только стакан молока. Есть почему-то не хотелось. Да и спать тоже, хотя в голове была та непривычная тяжесть, какая наступала в результате бессонницы. Не раздеваясь, прилег на диван, глубоко вздохнул, но облегчения не наступало. Что-то тупое, твердое стискивало грудь.
«Дернул меня черт остановить этого болтуна Ерыкалина, — зло подумал он и постарался успокоить себя. — А впрочем, какое мне до всего этого дело. Я уже там не работаю. И хватит тебе, Федор, пресмыкаться, ходить тенью за Ушаковым. Пора жить самостоятельно. Ты уже работаешь взрывником, доволен, зарплатой не обижают, а чего еще надо. Закрывай глаза и спи. Ты заслужил на это полное право... Отпалил по первому разряду, ребята остались довольны. Значит, все правильно и честно, и нечего еще о чем-то думать...»
В дверь постучали.
«Это Ирина», — обрадовался Пазников и, метнувшись к порогу, едва не споткнулся о свои ботинки. Пихнул их под кровать и звонко, резким поворотом ключа, щелкнул замком.
На пороге стоял Леонтий Ушаков. Пазников отступил назад и некоторое мгновение растерянно смотрел на своего бывшего школьного дружка.
— Ну, проходи, — смущаясь, проговорил Пазников.
— Здравствуй, — сказал Ушаков и не удержался от улыбки. — Не ожидал?
— Нет, — признался Пазников. — Раздевайся.
— А я вот пришел. Как в то далекое школьное время, — и весело напомнил, скинув пальто: — Драться будем?
— Зачем? — и первым спросил: — Это верно, что ты из бригады ушел? Вроде на другой участок переметнулся?
— Верно.
— Неужто правда! — воскликнул Пазников. — Как же так, а? А я в болтуны хотел Ерыкалина записать. Значит, зря?
— Поторопился, — сказал Ушаков и опять напомнил о недавнем прошлом. — Тебе спешка, Федор, еще никогда на пользу не шла.
— Я ведь не такой, как ты, — огрызнулся Пазников и, отойдя к окну, повернулся к гостю спиной. — Зачем пришел? — спросил нарочито грубо и резко: не понравилось, что его собираются вновь поучать. Ждал ответной грубости, но Ушаков неожиданно спокойно сказал:
— А у меня к тебе дело есть, Федор. Важное.
— Ну, говори, — насторожился Пазников, но не повернулся.
Помедлил немного Ушаков, видно, ждал, когда поглядит на него Пазников.
— Ну, говори, — повторил бывший школьный дружок.
— Хочу пригласить тебя, Федор, к себе в новую бригаду, машинистом комбайна. Комплекс будем осваивать.
— Какой еще комплекс?
— Сам еще точно не знаю.
— Как это не знаешь? — резко повернувшись, пристально посмотрел на Ушакова: не шутит ли? — Что же получается? Оставляешь свою бригаду, свое привычное место, идешь на другой участок да еще не знаешь, что тебя ожидает?.. Хотя на тебя это похоже. Ты всегда стремился попасть в передовые.
И опять — чего никак не ожидал Пазников — не сорвался на грубость Ушаков, а снова спокойно опросил:
— Как, пойдешь? Я надеюсь на тебя.
— Я пока еще рассудка не лишился, — усмехнулся Пазников. — Ты вон Ерыкалина возьми. Он за тобой побежит...
— Ну, ладно, — шумно вздохнул Ушаков и направился к двери.
— Счастливо! — крикнул Пазников.
А когда закрылась за Ушаковым дверь, кинулся вслед, но остановился посреди комнаты и резко взмахнул рукой, будто отсекал от себя что-то мешающее.
«Зачем? — устало подумал он. — Какая мне в этом выгода. Работа у меня хорошая, ни от кого не завишу. Сам себе хозяин. Вот телефон обещают поставить. Проведут — совсем будет хорошо. Сиди, чай попивай да жди звонка...»
Но чем дальше успокаивал он себя, тем противнее становилось на душе, и никак не мог понять, отчего это происходит.
Думал: пройдет. Не дома, так на работе обязательно. Все-таки работа взрывника ему сразу приглянулась. Еще на курсах в Свердловске кто-то из-ребят посоветовал:
— Не теряйся, Пазников, отхвати заодно и удостоверение взрывника. Пригодится... Добрым словом меня помянешь...
Правда: добрым словом помянул. Если б не было удостоверения, ни за что бы ему не попасть на участок ГПР. А туда он действительно пошел из-за Лидки Адамовой. Понравилась она ему покорностью своей, тем, что сразу в него влюбилась, готова была за ним на край света пойти — только кликни. И ждала, терпеливо ждала. И эта покорность ее, верность, похожая на собачью преданность, не приглянулась Федору. «Что за девка, сама вяжется. Так она любому будет верна, помани только сладким кусочком. Безвольная, вялая». Охладел к ней быстро, а как на именинах у старшей сестры познакомился с Ириной — гордой, независимой, так сразу показалась ему Лидка жалкой дурнушкой, будто не от мира сего была, и сам удивился, как он с такой время свое убивал. Сухо и четко сказал ей: