Снова протяжно загудел рог, и этот низкий вибрирующий звук будто прошел сквозь тело Ольги. Ноги ее ослабели, она сделала шаг вперед, и в этот момент кто-то подскакал к ней на лошади, едва не сбив девушку с ног.
Ольга без раздумий ухватилась за протянутую руку, и всадник усадил ее позади себя. Она обхватила воина руками, чтобы не слететь с коня, а мимо проезжали другие – они отступали. Рог загудел снова, и на сей раз Ольга различила низкий голос Ингемара, который точно глас бога разносился на головами:
- Отходим! Назад, все назад!
Ее спаситель развернул коня, но замешкался, высматривая кого-то в гуще сражающихся. Ольга посмотрела в направлении его взгляда и едва сдержала рвущийся из груди крик.
Ибо теми, кто столь яростно нападал на северянин, были мертвецы. Их тела, местами сгнившие, с обнажившимися костями, шли напролом, будто из какой-то страшной ужасной сказки. С легкостью воины перебивали мечами рыхлую плоть и трухлявые кости, но тех словно становилось только больше. Они шли сплошной стеной, вынуждая лучших воинов беспомощно отступать.
Ветер задул со стороны нападавших, и Ольгу едва не стошнило от мерзкого запаха разложения. Вот чем пахло от северянина – похоже, не в первый раз он сражался с ними.
- Уходим! – снова разнесся над долиной голос предводителя, и тот, кто забрал Ольгу, ударил пятками по бокам коня. Они поскакали, оставляя позади чудовищных созданий.
Когда они добрались до вершины холма, Ольга не выдержала и оглянулась. Глаза ее едва вынесли зрелище, которое им предстало.
Вся долина внизу кишела мертвецами. Слова живая отвратительная река, они шли единым потоком, и будто не было конца этой реке.
Задрожав, точно осиновый лист, Ольга зажмурилась и прижалась к спине воина покрепче, чтоб не упасть. Только бы он увез ее отсюда… Куда угодно, только подальше от них.
Глава 27
Агнар гнал коня до темноты, а ночью пришлось немного сбавить темп – животное рисковало запнуться о камень или корень, торчащий из земли.
Проклиная темноту, воин упрямо двигался вперед. За тяжелыми думами и тревогами ночь пролетела быстро, а с рассветом он вновь пустил коня вскачь. Оставалось ехать уже не так долго – к вечеру он должен был добраться до начала владений Ингемара. Поход за колдуном, что он и его товарищи совершили весной, был более долог, потому что колдун обитал далеко на севере. Ингемар же со своими воинами обосновался поближе. Как считал Эрлинг, чтоб надолго не упускать из виду владения к югу.
Агнару сейчас было наплевать на интриги между двумя властителями. Он хотел лишь одного – добраться до своей жены как можно скорее. Не был уверен воин, что застанет ее живой или хотя бы невредимой – он слишком хорошо знал Ингемара. Его не зря прозвали Безжалостным, ибо никто и ничто не могло заставить его переменить решение, если он принял его. Если Ингемар решит развлечься с Олли, ему никто не помешает.
От одной этой мысли Агнару хотелось рычать от бессилия. Как, как он мог быть столь беспечным? Пенял Свану, де-тот знал, каков его брат, а разве же сам Агнар того не знал? Знал, но предпочел забыть, понадеялся на то, что Транд забудет и простит нанесенную ему обиду. Глупейший проступок – северяне не прощают обид и ничего не забывают. Кому, как не Агнару, это знать.
С Ингемаром он был знаком давно. После того, как, вернувшись из похода, Агнар не нашел своей семьи в живых, он на время уехал из родных мест, примкнув к северянам. Норды – так их называли те, кто жил южнее – были свирепы и неумолимы. В их рядах Агнар совершил немало того, чего мог не совершать – норды в своих набегах не жалели никого, ни женщин, ни детей. Только ярость и боль, что владела сердцем юного тогда еще Агнара, направляли его руку. Он был одним из нордов тогда, разве что татуировки не успел сделать.
Но вскоре Агнар одумался. Боль его утихла, а жизнь, которую он вел, не была ему по душе. Он понял, что скучает по родным местам, по Гуннару и Халле, к которым относился, как к родным. Попрощался он с Ингемаром, хотя тому и не хотелось его отпускать, а после вернулся к себе, в свой опустевший дом. Болью в сердце отзывались воспоминания о днях, когда его родители, братья и сестры жили тут, но уже не столь невыносимо как прежде. Жизнь потекла своим чередом.