Чтобы побороть бессонницу, в перерывах между чтением создавала одноразовые артефакты. Сбрасывала магию и напряжение, но покоя это не приносило. Поверхностные сны полнились странными, порой пугающими образами. Эдвин, вначале с интересом просматривающий со мной книги, тоже начал беспокоиться. Но не из-за того, что мы так и не нашли ничего путного, а за меня. Вечерами силком уводил меня из библиотеки, укладывал спать. Не позволял создавать артефакты, если мой резерв восстановился недостаточно. Эдвин или не пускал меня в кабинет, или садился рядом со мной. Заниматься артефакторикой в его присутствии было нельзя. Амулет больше не скрывал сильный, красивый, насыщенно золотой дар. Он был все еще приглушенным из-за волчьей ипостаси, но моя магия, кажущаяся бледной из-за неизбывного истощения, льнула и тянулась к нему, будто растение к солнцу. Это могло вызывать нестабильность, а бороться с ней во время создания артефактов я не умела. Я запуталась, не знала, что делать дальше. Смотреть на дорогие, редкие и совершенно бесполезные книги без слез не могла. От них и от артефактов Эдвин меня отлучил и за подол выволок на прогулку.
Мы провели весь день у реки. Корзина с легким обедом, бутыль с водой, толстый плед, неповторимый запах илистого берега и шорох волн. Было хорошо и спокойно, не смущал даже видимый вдалеке особняк Великого магистра. Серпинар не мог отследить нас, не мог найти. В этом я была совершенно уверена. Солнце накаляло листву, пряно пахли какие-то прибрежные растения, вокруг вились стрекозы.
Большую часть утра неожиданно для себя проспала. Даже не подозревала, что так устала. Боялась, Эдвина это заденет, начала извиняться. Но он подошел и знакомым движением уперся головой мне в грудь. В этом жесте было столько ласки и тепла, что я, обнимая своего волка, знала, он не сердится, не обижается. Отчетливо чувствовала его благодарность за мои старания все исправить.
Тот день в какой-то мере вернул мне Эдвина.
До того мы проводили много времени рядом. Но не вместе. Тогда на берегу все было иначе. Я вдруг поняла, что очень мало разговаривала в последние дни. Давала короткие указания коболам, изредка обращалась к Эдвину. Мне было некогда. Я искала ответы, совершенно забыв о том, для кого этим занималась.
Теперь же впервые за долгое время общалась с Эдвином. Говорила о Керди, о семье судьи, у которого жила и работала, делилась переживаниями о судьбе Лайри. Рассказывала о Самире и других знакомых, даже осмелилась упомянуть Талира и магистров Ордена. Золотой дар откликался эмоционально, ярко. Эдвину явно нравились перемены, мое стремление к общению. Я наслаждалась магическим ответом безмолвного собеседника, радовалась его открытости и говорила, с каждым словом опять впуская Эдвина в свою жизнь.
Солнце клонилось к закату, на траве в тени лежали три крупных гольца. Итог непродолжительной магической рыбалки. На ледниках в доме осталось не так много мяса, тратить его на себя я считала неправильным.
Сосредоточившись на проплывающей неподалеку рыбине, выдернула магией и ее. Этот голец оказался самым большим и отчаянно бился о землю, пока я его не оглушила. Его метания и усилия были сравнимы с моими. Такие же безнадежные.
Оглядев улов, посмотрела на солнце и тут заметила высоко в небе птицу. Скорей всего ястреба, возможно, орла.
— Нам нужно в Гнездо, — выдохнула я, не сводя глаз с далекой точки в вышине.
Дар Эдвина откликнулся недоумением.
— Они умели перекидываться, — повернувшись к волку, продолжила я. — Они могут напомнить тебе, как это делать. Его удивление сменилось воодушевлением, а у меня снова появилась надежда.
Задерживаться в доме не стали, вышли на следующий день. Я уже знала, что ожидает нас по дороге к Гнезду, готовилась к боям с монстрами и нежитью. Напоминала себе, что Эдвин прекрасно путешествовал по этой местности один. Ему хватало одних лишь артефактов.
Просмотрев состояние защищающих дом и подпитывающих кобол плетений, обновила волшебство. Собрав еды в дорогу, взяла амулет с опалами, но надевать не стала. В торфяных болотах водилось множество разнообразных монстров, но в их числе не было инквизиторов. Мне же не хотелось отказывать себе в удовольствии чувствовать дар Эдвина и отклик своей магии на него. Это единение волшебства золотыми и серебряными нитями переплетало наши дары, приятно щекотало чувства, дразнило шальную надежду на примирение. И чем дальше мы отходили от дома, чем полней становился мой измотанный артефактами и тревогами резерв, тем ярче чувствовалась эта связь.