Эдвин удивил тем, что собрался спать в другой комнате. Красноречиво уселся на пороге, а когда я проигнорировала такую просьбу открыть вторую спальню, поскреб дверь лапой. — Я не хочу спать здесь одна, — честно призналась я, глядя на понурого волка.
Он в ответ уткнулся носом в щель, словно пытаясь так отрыть дверь.
— Эдвин… пожалуйста.
Моя тихая просьба нашла отклик. Эдвин встал и последовал за мной.
Тихий щелчок затворившейся двери, я отошла к большой кровати, поставила рядом с ней сумку. Погладила прохладный шелк приготовленной мне шелковой ночной сорочки. Светлая ткань казалась в отблесках огня золотой. И тогда заметила, что Эдвин к кровати не подошел, а лег на пороге спиной ко мне. Он не обижался, нет. Он считал себя недостойным, виноватым. Золотой дар поблек и излучал лишь безысходность такой силы, что перехватывало дыхание, становилось тяжело справиться со слезами. Горечь и пустота заполняли сердце, мысли. Жизнь казалась бессмысленной и мрачной.
А я, как назло, не находила слов и вместе с тем чувствовала, что каждое мгновение молчания убивает нас.
— Эдвин, — тихо позвала я, встав рядом с ним на колени.
Он шевельнул ухом, но не повернулся.
— Не кори себя, пожалуйста, — попросила я.
Он вздохнул, но не посмотрел на меня.
— Я ведь простила.
Это было по большей части правдой, но пытливый взгляд Эдвина искал подвох. Золотой дар робко блеснул надеждой. Эдвину подобное признание казалось невероятным. Но я лукавила самую малость. Боль притупилась, злоба сошла на нет, желание наказать Эдвина и вовсе не существовало с того момента, как я вернула себе память. И даже придирчивые расспросы эльфов ничего не изменили.
— Да, простила, — тверже повторила я, глядя в голубые глаза волка.
Он встал. Быстро, даже поспешно. В два шага преодолел разделявшее нас расстояние и уткнулся лбом мне в грудь. Жест, олицетворяющий ласку и доверие, мягкое тепло золотой магии выдавало облегчение и надежду. Чувствуя, как мой дар тянется, переплетается серебряными нитями с крепнущим, сияющим золотым, я обняла Эдвина и прошептала:
— Я ведь тоже виновата. Знаю, в чем. Надеюсь, и ты сможешь меня простить.
Как и по дороге в Гнездо, легли рядом. Он довольно быстро заснул, а я смотрела на отсветы огня, слушала треск поленьев, гладила своего волка. Задремывая, пропускала сквозь пальцы черные с проседью пряди. Он вздрогнул, застонал. В полусне мне показалось, что от боли. И, положив ладонь ему на голову, подлечила. Под пальцами распускался персиковый цветок заклинания, на глазах становившийся золотым.
Странная перемена для лечебного волшебства меня насторожила. Нахмурившись, вгляделась пристальней. Рука тоже изменилась. Это уже была не моя ладонь, а Эдвина. Под пальцами не черный мех, а темно-зеленое закрытое платье с черным шитьем у ворота. Узнав платье, в котором была у источника, поняла, что меня затянуло в воспоминание Эдвина.
Он был истощен до крайности. Валился с ног от усталости. Золото его волшебства казалось лучиком солнца, теплым, но слабым. Оно создавалось на последних крупицах магии. За следующую подпитку ему пришлось бы расплачиваться жизнью.
— Госпожа Нэйга, умоляю, — голос осипший, низкий. Но, высказывая просьбу, он на женщину не смотрел. Его взгляд был прикован ко мне. Мертвенно бледное лицо, заострившиеся черты, синеватые губы, запавшие глаза, слабое, прерывистое дыхание. С первого взгляда становилось ясно, что я умирала.
Женщина жестом отстранила Эдвина, встала рядом со мной на колени и, положив обе руки мне на грудь, начала говорить что-то на древнем эльфийском. Напевное заклинание сияло медью и золотом, вбирало окружающие меня, похожие на северное сияние нити бирюзы и изумруда, обволакивало теплом. Эдвин с надеждой наблюдал за изменениями, за тем, как розовеют мои губы, как дыхание становится ровней и глубже.
— Это ненадолго, — спокойный голос госпожи Нэйги прозвучал отрезвляюще жестко.
Эдвин вздрогнул, посмотрел на поднявшуюся с колен женщину. Она была совершенно бесстрастна.
— Отнеси ее в дом, — велела хозяйка. А я вдруг поняла, что она говорила на эльфийском. На языке, который Эдвин считал родным.
Он подошел ко мне, поднял. Бережно, любовно. Держа меня на руках, посмотрел на волков, сидящих и лежащих рядом с низкими, наспех слепленными магией санями.
— Благодарю вас, — голос дрожал, когда Эдвин обводил взглядом свою стаю. Он был им очень признателен, но это светлое чувство почти полностью затмевал леденящий, разрушающий страх за меня.