Стало стыдно оттого, что это простое и логичное объяснение не пришло мне на ум вчера. Ведь сама избегала общения, особенно с посторонними, когда опустошался магический резерв.
— Не нужно извиняться, — сказала я. — Я ведь тоже немножко маг. Понимаю.
Он вежливо улыбнулся, поблагодарил за приятную беседу и сказал, что ему нужно собираться.
Мы расстались через пару часов. Эдвин еще раз попросил меня не обследовать дом, не пытаться открыть окна и не снимать амулет. Пообещав вернуться через неделю, спасший мне жизнь инквизитор уехал.
Глава 4
Я нашла еще несколько книг по артефакторике для начинающих и изучала их с неослабевающим интересом. Еще развлекала себя вышивкой и игрой на лютне, скромно стоящей в столовой вместе с несколькими другими инструментами. Но даже выполняя указания хозяина, все равно оказалась виновата. Эдвин вернулся, когда и обещал. Во время ужина был молчалив, но доброжелателен. Я чувствовала его усталость, почти полную опустошенность резерва, поэтому не удивлялась нежеланию разговаривать и не задавала вопросов. После ужина маг зашел в библиотеку, а на обратном пути заглянул ко мне, чтобы пожелать доброй ночи.
И увидел почти законченную вышивку.
Его лицо исказил гнев.
Я замерла, заледенев от страха, безмолвно глядя на взбешенного мужчину. Чувствовала, как в нем клокочет разрушительная магия, что он пытается сдержаться, не довести до волшебства. Но боялась, ему не удастся, а заклинание разнесет в щепки злополучные пяльцы.
От ужаса едва дышала, боялась шелохнуться. Вспышка ярости была неожиданной и сильной, обжигала волнами злости. Когда волна гнева схлынула, а злоба виконта пошла на убыль, он сказал, что я не смела прикасаться к пяльцам, и ушел, громко хлопнув дверью.
На негнущихся ногах с трудом добралась до кровати, села, вцепилась в покрывало, чтобы не упасть. Через несколько минут удалось успокоиться, угомонить безумно колотящееся сердце, вытереть слезы ужаса и бессилия. Виконт был страшен в гневе. Но еще больше меня пугала полная, совершенная зависимость от этого человека.
Утром попросила кобол принести мне завтрак в комнату.
Видеть магистра не хотелось. Честно говоря, не думала, что это его заденет. Мало ли, что там чувствует обуза. Но маг пришел просить прощения.
— Я не имел права на подобную выходку и прошу извинить меня, — серьезно начал Миньер.
Наши взгляды встретились, и в то мгновение мне стало все равно, что еще он скажет. Его раскаяние было искренним. Но не голос и не глаза говорили это, а дар.
Потом, значительно позже, сообразила, что амулет должен был скрывать магию виконта. Но тогда дар Эдвина покорил теплом и удивительно выраженной взаимосвязью с эмоциями. Дар чувствовался как сквозь туман, но саднящая и какая-то привычная боль, сожаление и робость угадывались отчетливо.
Неверно истолковав мое молчание, Эдвин снова извинился. — И ты прости. Мне следовало вначале спросить разрешения, покаялась я.
Такой ответ его удивил. Тоже искренне.
— То есть, ты прощаешь мне недопустимое поведение, хотя я его тебе не объяснил? — чуть нахмурившись, спросил виконт.
— Но ты же не хочешь мне ничего объяснять, так ведь?
В ответ он покачал головой.
— Значит, мне хватит извинений, — спокойно заключила я.
Моя покладистость его озадачивала.
— И ты не откажешься позавтракать вместе со мной? — в уточнении сквозило недоверие.
— Не откажусь, — с улыбкой ответила я.
Разговор натолкнул на мысль, что Эдвин привык иметь дело с капризными женщинами. Словно подтверждая эту догадку, виконт был подчеркнуто обходителен и вежлив. Даже сделал осторожный комплимент. Будто считал себя обязанным искупить вину, показать, что я не ошиблась, простив. Мои попытки придать беседе более открытый, дружеский характер, успеха не имели. Сближение Эдвина явно не интересовало. Виконт скупился на слова и не поддерживал выбранные мной темы.
Меня не покидало неприятное ощущение, что он не поверил ни в искренность моих извинений, ни в то, что я действительно простила.
Это обижало и раздражало. Не чувствуя доверия даже на таком уровне, я не видела смысла в общении и не навязывала свое общество. Время между трапезами проводила с книгами по артефакторике. Общаясь с вежливым Эдвином, была подчеркнуто мила и дружелюбна.
Несмотря на ограниченность тем. Несмотря на осознание того факта, что за два дня мы сказали друг другу едва ли полсотни слов.
Его вспышка оказалась лишь половиной беды. Хуже было то, что в его глазах мы помирились только на словах, оставили в сердцах обиды. Между нами росла пропасть, чувствовалось с каждым часом усиливающееся отчуждение. Не желая обременять Миньера собой, я обдумывала дальнейшие действия, продолжение пути в гавань. Назначила себе срок через три недели.