После обеда, когда свет в коридоре потускнел, вернулась к учебникам. Поужинав, посвятила около часа лютне, понежилась в купальне и поднялась в спальню. Я привыкла к такому распорядку и к тому, что единственными моими собеседниками были немногословные коболы.
Вечером второго дня разнервничалась, разволновалась. Чудились какие-то шумы, странные звуки. Мерещилось чужое присутствие. Но в доме кроме меня и кобол никого не было. Я велела глиняным человечкам проверить, не забралось ли в дом какое-нибудь животное, хоть и не верила в такую возможность. Не доверяя им, частично нарушила запрет Эдвина. Подходила к каждой двери, прислушивалась.
В комнатах было тихо, чужая магия не ощущалась. Эти ожидаемые результаты нисколько меня не успокоили.
Ночью спала мало, боялась пропустить возвращение виконта. Вздрагивала от каждого почудившегося шороха, прислушивалась. Но Эдвин так и не появился.
Ни ночью. Ни утром. Ни около полудня.
Дурные предчувствия давно превратились в твердую уверенность в том, что с Эдвином случилась беда. А я ничем, совершенно ничем не могла помочь.
— Госпожа, — ворвался в мои размышления голос одной из кобол, — хозяин сказал, что если к полудню сегодняшнего дня он не вернется, Вы покинете этот дом.
— Не сомневаюсь, он именно так и сказал, — из-за нарастающего с каждым часом беспокойства я ответила резкостью.
— Хозяин просил сообщить Вам, что оставил для Вас этот амулет, — глиняная женщина протянула мне подвеску в виде стрелки. — Он поможет найти сделанные для Вас магические метки. С их помощью найдете дорогу до Северного тракта.
Хозяин сказал, это важно. Вы должны уйти.
Я разглядывала подвеску долго. Но не любуясь красотой филиграни, а думая. Я ведь еще ночью поняла, что Эдвин попал в серьезную переделку и не возвратится на третий день. Осознала смысл данных мне и коболам указаний. Виконт боялся, что его поймают, что под пытками может выдать инквизиторам местоположение убежища. И именно поэтому велел мне уходить. Чтобы я оставалась в безопасности. Оказаться вне дома в совершенно незнакомом месте было не страшно. А вот инквизиторов я боялась. Боялась, что они придут сюда, и мое укрытие станет ловушкой. Я боялась пыток, издевательств, смерти. Отрицать это было бы лицемерием. Кобола давно ушла. Я отрешенно смотрела на амулет на ладони и понимала, что не воспользуюсь им. Странное, нелогичное, удивительное решение, подкрепленное только едва уловимым ощущением правильности.
День близился к вечеру. Коболы еще дважды напоминали о словах Эдвина. Но с глиняными слугами я намерение остаться не обсуждала. Поэтому так удивилась, когда спустилась в столовую на ужин и обнаружила две приготовленные мне в дорогу сумки. Я ничего не сказала собравшимся в комнате коболам и спокойно поужинала под выжидающими взглядами всех шести глиняных человечков. Их главный обратился ко мне, начал рассказывать, какие припасы и вещи лежат в сумках. Прервав его, призналась:
— Я не уйду.
— Но хозяин сказал другое, — на рукотворном лице собеседника отразилось удивление и возмущение. Словно кобола поражало мое непослушание.
— Сказал, не спорю, — покладисто согласилась я. — Но не уйду. Он начал убеждать меня. В разговор вмешалась старшая кобола. Если мужчина больше напирал на логику, пугал появлением инквизиторов, то женщина призывала меня не бояться неизвестности, подумать о себе, о своей жизни и ради собственной безопасности уйти.
Аргументы кобол были знакомыми, разумными. Но на мое странное решение не повлияли.
Я вернулась в библиотеку. Потому что волноваться было удобней рядом с часами. Они не давали переживаниям превращать минуты ожидания в дни.
Маленькая стрелка не торопясь доползла до единицы. Гораздо более деятельная большая уже прошла четверть следующего круга, когда сквозь частые удары сердца мне почудился звук открывшейся внизу двери. Замерла, насторожилась, боясь ошибиться. Услышала, как кто-то сделал два шага, после закрыл дверь. Замок глухо щелкнул.
Я сорвалась с места, побежала на первый этаж, направо от лестницы. Туда, где была входная дверь. Влетев в коридор, замерла, как вкопанная.
В торце коридора, прислонившись к стене, сидел Эдвин. Даже золотистый свет принесенной коболами лампы не скрывал болезненную бледность мага. Закрытые глаза казались запавшими, черты лица заострились, дыхание, вырывавшееся из приоткрытого рта, было неровным и хриплым. Левой рукой виконт держался за правый бок, словно прикрывал печень. Мимо меня пробежали коболы, тащившие большую ребристую доску для стирки. Их появление вывело меня из оцепенения, я поспешила к Эдвину. Окликать не стала. Помогла слугам положить хозяина на доску, как на носилки, и, подхватив светильник, последовала за ними в комнату виконта. Там магией бережно переложила Эдвина на кровать. Резерва было жаль, но коболы из-за невысокого роста не могли сделать это плавно, а я боялась, что встряски маг не выдержит. Он и так за все это время глаза не открыл ни разу, хотя явно был в сознании.