Эдвин вздохнул, устало потер глаза.
— Ты права, Софи. Права. Я вел себя… как наивный мальчишка. Эта история меня будто ослепила. Даже на минуту не подумал о ловушке…
Я понимала его мотивы, но быть свидетелем самобичеваний не собиралась. Поэтому воспользовалась моментом и перевела разговор на другую тему.
— Кстати, о ловушках. Я старалась, была внимательна. Что я сделала не так?
— Это не ты, а я сделал что-то не так, — покаялся Эдвин. — Торопился, радовался твоим успехам и потребовал слишком многого слишком рано. Когда ты нашла спусковое заклинание, ты усилила его, а не обезвредила.
Он казался очень виноватым.
— Я не представляю, как это получилось. По плану в случае неудачи ловушка должна была легко хлопнуть тебя по рукам.
Не больше… Мне очень жаль. Я подверг тебя опасности.
Теперь он казался еще более подавленным.
— Не расстраивайся, — я погладила Эдвина по руке. — Я научусь, обещаю. А испытания нужны, иначе не видны огрехи в технике
— С технической точки зрения ты неплохо справлялась… Он ухватился за простую тему, и мы еще долго обсуждали типичные плетения ловушек.
Эдвин спал, обнимая меня, а ко мне тревога не подпускала сон. Причин для беспокойства было две.
Логика подсказывала, что Великий магистр подозревал Эдвина. История о Лисе, подслушанная Волком, могла быть только западней. В этом я не сомневалась. Как и в том, что Эдвин не успокоится, не сунувшись в ловушку. Слишком много значил для него пленник, которого стоило бы назвать приманкой. Возможно, добровольной.
Я понимала, что не в моих силах отговорить любимого от затеи, не рассорившись с ним и не подтолкнув упрямца к попытке спасти лиса самостоятельно. Выход был один:
готовиться к вылазке в западню и надеяться, что логика меня подвела, а интуиция обманула.
Другой проблемой, требующей серьезного осмысления, стали неожиданные сложности с контролем дара и эмоций. Впервые за много лет я едва сдерживала магию в узде. Чуть не сожгла столовую, извратила во время тренировок пару боевых заклинаний.
Хорошо хоть Эдвин не видел, как я рыдаю в окружении десятка золотистых бабочек, которых создала вместо шара молний. Их красота казалась невыразимо печальной в своей недолговечности, я не смогла сдержать слезы. Теперь совершенно непонятным образом усилила спусковое заклинание.
Уговорив себя, что во всех сбоях виновато постоянное нервное напряжение, страх за Эдвина, я постепенно успокоилась.
Проведя большую часть ночи без сна, ненадолго забылась под утро — снова снился Великий магистр, глядящий будто сквозь меня. В его улыбке было торжество, злорадство и предвкушение. Я вынырнула из кошмара, стерла испарину со лба и почти не удивилась, почувствовав чужое присутствие в доме, — птицы Серпинара уже не первый раз за последние месяцы проверяли крохотное место нонраффиен.
Полдня мы создавали одноразовые боевые и исцеляющие артефакты для Ордена. Эдвин не мог вернуться с пустыми руками. Не в этот раз. Нужно было попытаться отвести от него подозрения, и мы сделали ставку на количество амулетов, раз уж не хватало времени создать что-нибудь серьезное.
После полудня он уехал, пообещав вернуться через неделю.
Глава 7
За семнадцать дней его отсутствия я едва не сошла с ума от страха и переживаний. Счастье, что коболы, видимо, не получившие никаких указаний о пресловутых трех днях ожидания, не приставали. Боюсь, перебила бы всех до единого. Думать ясно не могла, руки дрожали. Обычные заклинания оборачивались против меня, поэтому пришлось отказаться от упражнений и создания даже простых одноразовых артефактов. Поначалу винила во всем волнение. И в возросшем аппетите, и в тошноте, и во временами накатывающей слабости, и в непредсказуемости результата волшебства я видела следствие нервного перенапряжения. И только за два дня до возвращения Эдвина поняла ошибку.
Вполне закономерная мысль о беременности меня поразила, но оказалась логичным объяснением всем странностям. Я бесконечно обрадовалась этому нежданному ребенку, а воодушевление сложно было описать словами. Оставалось только дождаться возвращения Эдвина и сообщить ему счастливую новость.
Он опаздывал больше, чем на неделю. Я дневала и ночевала под дверью, ждала.
Он вернулся около полуночи. Магический резерв опустошен, лицо осунувшееся, взгляд лихорадочно возбужденный, улыбка радости и облегчения. Эдвин стиснул меня в объятиях и молчал, замерев в этой позе. Я была так измучена ожиданием и неизвестностью, что просто вцепилась в любимого, а по щекам текли слезы. Их впитывала и без того мокрая от дождя одежда Эдвина. Битву с рыданиями я проиграла, как только увидела его, а теперь лишь судорожно всхлипывала.