Любимый нахмурился, снова отвернулся. Сделал коболу знак налить еще чаю. Запахло смородиновыми листьями. Я представила черноволосого юношу, сидящего в кресле у камина напротив светловолосого магистра. Сравнение Эдвина нарисовало уютную комнату, размеренные беседы, улыбку на губах Серпинара. Вопрос сорвался прежде, чем сообразила, что говорю.
— У магистра есть семья?
Даже мне эти слова показались попыткой найти в Великом чудовище человеческие черты. Эдвину тоже, но он ответил сдержанно, голос прозвучал ровно.
— Насколько я знаю, с эльфийской стороны от него отреклись едва ли не при рождении. Мать, учитывая возраст Серпинара, давно умерла. Сама понимаешь. О других родственниках ничего не знаю. Он не откровенничал, а сплетничать о жизни Великого магистра в Ордене не стремятся, — он сделал пару глотков, отставил чашку. Тихо звякнуло блюдце.
— Он не искал во мне семью, — в чертах Эдвина появилась ожесточенность. — Он не для того стремился к сближению. Я просто был и остаюсь ему нужен.
— Зачем? — недоумевала я.
Инквизиторов, стремящихся получить толику внимания Серпинара, всегда было предостаточно. Один из придворных магов гордился тем, что когда ему понадобилось срочно встретиться с главой Ордена, Серпинар выделил ему время на следующий день. Не заставил ждать аудиенции больше трех суток. Услышав историю Эдвина о неофициальном общении в домашней обстановке, многие удавились бы от зависти.
Он глянул удивленно, будто не понимал подоплеки вопроса. Но ее не было, мной двигало лишь любопытство. Чуть наклонившись, Эдвин положил ладонь мне на запястье. Ласковое и нежное прикосновение, по которому я успела соскучиться за последние дни, проведенные в ссоре. Мягкое сияние золотого дара показывало, что Эдвин тоже устал от противостояния. В тот момент поняла, что уступлю его логике, поддамся на уговоры. Лишь бы не подтачивать доверие, не разрушать любовь.
— В том, что тебе так легко дается артефакторика, есть большой недостаток, — его лицо вновь засияло внутренним светом. — Ты не понимаешь, насколько исключительные вещи делаешь. Хотя тебе и не хватает практики и знаний, артефакторов твоего уровня еще поискать.
Я смутилась от искренности похвалы, почувствовала, как щеки обжигает румянец. Прежде Эдвин не давал такого лестного определения моим успехам.
— Это и есть ответ на вопрос "Зачем?", — помрачнев, он вернулся к теме, вновь отстранился и убрал руку. — Долго общаясь с Великим магистром, я постепенно убедился в том, что Серпинар — выдающийся боевой маг, создатель множества интереснейший заклинаний. Но довольно посредственный артефактор. Я, неопытный, только что закончивший школу маг, был ему нужен. Поэтому не смог уехать и после совершеннолетия. Он привязал меня должностью, заказами, дополнительными занятиям.
Эдвин опустошил чашечку и продолжил, рассматривая ее дно.
— На семейном совете мы решили, что в королевстве должен оставаться только я. Рисковать многими, если их присутствие в стране необязательно, неразумно, — он усмехнулся, повел правым плечом. — Отец оформил бумаги, позволил мне распоряжаться поместьем в его отсутствие. И родственники уехали через два месяца после моего совершеннолетия. Я промолчала. Если бы Эдвин тогда попытался уехать, ни к чему хорошему это бы не привело. Его вынудили бы сотрудничать, а его родных ожидала бы плаха. Как моих родителей.
— После их отъезда мы общались только письмами.
Относительно короткое время. Два года. А потом я решил, что слишком долго позволял Ордену распоряжаться моими талантами, — в лице вновь появилась ожесточенность, дар искрился от нарастающего напряжения, голос звучал сухо. — Я и раньше старался вредить инквизиции, но после одного случая стал прилагать значительно больше усилий. И переписка с родными могла превратиться из поддержки мне в угрозу их жизням. Я написал фразу, о которой заранее договорился с отцом. Заверил, что нашел свое предназначение. Что отныне служение Ордену — цель моей жизни. И получил ответ, что мои устремления семья полностью разделяет и желает мне успехов на выбранной стезе.
Он говорил подчеркнуто спокойно, а у меня сердце сжималось от жалости и боли.