Меня это не утешило. Я ждала подвоха, неприятностей и не скрывала тревоги. Золотой дар тепло сиял от удовольствия Эдвину нравилось мое искреннее беспокойство о нем. Он даже признался в этом.
— С детства не испытывал подобного. Даже забыл, каково быть настолько нужным кому-то.
В тот вечер он сделал мне подарок. Кольцо из переплетающихся золотых и серебряных полосок, покрытых эльфийскими письменами. Очень старое, даже древнее украшение восхищало изяществом и воздушной легкостью. — Это фамильная драгоценность, — он смотрел мне в глаза и говорил медленно, короткими фразами из-за нарастающего смущения. Я замечала, как покраснели его щеки, и чувствовала румянец на своих.
— Я буду носить такое же, — тихо пообещал Эдвин. — Ты почувствуешь, если что-то случится. Оно будет теплым, если все в порядке. Похолодеет, если случится беда.
— Ты уж постарайся, чтобы ничего плохого не произошло, — моя просьба больше походила на мольбу, а голос дрожал. — Я не могу тебя потерять.
— Я тебя тоже. Только не тебя, — выдохнул он.
Сидя в библиотеке, пыталась разобрать выцветшие буквы в ветхом самоучителе эльфийского и все время поглядывала на часы. По моим расчетам, Эдвин уже добрался до официального пристанища и создавал простенькие артефакты, чтобы в доме чувствовалась магия.
Наступления полудня я ждала с нарастающей тревогой и усиливающимся с каждой минутой страхом. Тепло кольца успокаивало, давало опору, уверенность. Время шло, изменений не было, и я с облегчением осознавала, что все обошлось.
Ближе к вечеру почувствовала, что мне нечем дышать, что нужно выйти из дома, пройтись, вдохнуть свежего воздуха, отвлечься. Искушению долго не противилась и уже через полчаса стояла на пороге, смотрела на медленно угасающее вечернее небо. Где-то за деревьями текла река. Я отчетливо представляла себе шелест камыша, стрекоз на лебедином цветке. Словно наяву слышала кваканье лягушек и запах илистого берега.
Ноги сами понесли туда, и я пошла, повторяя, что ничего противозаконного не делаю. Вообще непонятно, почему Эдвину можно, а мне нельзя выходить. Амулеты, скрывающие дар, у нас одинаковые. Привлекать к себе внимание волшебством в незащищенном месте не стану. И вообще, выходя из дома, я в значительно большей безопасности, чем Эдвин.
Мысленно то ли нападая, то ли оправдываясь перед ним, начинала сердиться на виконта. Командовать, запирать меня в четырех стенах он не имел никакого права!
Медленное течение реки, красивый вид немного успокоили. Домой я возвращалась со смешанными чувствами. Вина сплеталась с удовольствием, легким озорством из-за нарушенного правила и надеждой, что коболы ничего не расскажут Эдвину о моих вылазках.
Проведя большую часть ночи в терзаниях и раздумьях, не смогла осознать причину, заставившую меня покинуть безопасный дом и выйти на берег, с которого виднелось поместье Великого магистра Серпинара. Да, до него было очень далеко, но замок на каменном уступе над рекой я видела отчетливо. Собственное безрассудство меня удивило и напугало.
Чтобы собраться с мыслями, спустилась в спальню Эдвина, обняла подушку, хранящую запах его духов. Ровные древесные ноты угомонили поднявшуюся тревогу, отголоски свежего розмарина отрезвили, а утонченный аромат мускатного ореха вернул уверенность. Я думала об Эдвине, но былое раздражение на него ушло. Запрет покидать дом казался правильным, однако не столь категоричным, чтобы терять покой и сон. Воспоминания о ласковых руках любимого и отзвуках его голоса постепенно убаюкали.
Эдвин обещал вернуться рано утром. К его приходу я, потеснив кобол на кухне, испекла яблочный пирог с изюмом. Он обрадовался знаку внимания, сиял улыбкой, целовал мне руки, не догадываясь, что я пыталась так искупить вину.
Правда о моих вечерних вылазках вскрылась через три дня. Эдвин ушел на званый ужин к Великому магистру, чтобы познакомиться с возможной невестой и ее родителями. Кроме них Серпинар пригласил еще двух магистров Ордена, не считая
Лейода. Всех с женами. Ужин предполагался спокойный, располагающий к долгим и приятным беседам. Мне мерещилась ловушка, но я вовремя прикусила язык и не стала развивать тему. Отказаться Эдвин не мог, проверки он прошел замечательно, подозрений не вызывал. Более того, своей заинтересованностью Серпинар подчеркивал родственное расположение и возросшее доверие. Судя по всему, эмоциональная составляющая золотого дара открывалась не каждому. И за время длительного общения Серпинар так и не увидел кипящей в Эдвине ненависти.