— Все обошлось, — утешила я, отстранившись, заглянула в лицо моему волку, ласковым движением погладила черные волосы, пропустив мягкие пряди между пальцами.
— Да, — он закусил губу, отвернулся.
Прежде, чем успела спросить, что случилось, предположил: — Ты, наверное, очень голодна? Коболы быстро приготовят ужин. А за едой я расскажу тебе, что произошло. Хорошо? Натянутость его улыбки мне не понравилась. Эдвин выглядел настороженным, обдумывающим что-то явно неприятное. Казалось, он поглядывает в мою сторону с недоверием и осуждением. Постаралась не обижаться и решила повременить с расспросами до ужина. Напомнила себе о давно замеченной склонности драматизировать события, если резерв опустошен.
В такие часы мир виделся мрачным, серым, порой зловещим.
Люди казались стремящимися обидеть, едва ли не враждебными. Несомненно, дело было в этом, ведь у меня за сутки накопились жалкие крохи магии.
Он встал, кликнул кобол, попросил сервировать ужин.
Повернулся ко мне, галантно предложил руку:
— Пойдем в столовую.
Низкий голос прозвучал тепло, а в свете ламп Эдвин казался красивым и близким. Ни следа напряженности. Улыбнувшись, выбралась из-под одеяла, спустила ноги на пол. Приняла помощь и встала. Закружилась голова, мир поплыл, перед глазами потемнело. В следующее мгновение обнаружила, что Эдвин подхватил меня на руки. Его лицо было очень близко, в глазах читалась тревога. Я обняла его за шею и поцеловала. Не знала другого способа показать, как сильно нуждаюсь в нем, в его любви. Эдвин ответил нежно, бережно прижимая меня к себе. И все же поцелуй показался несовершенным, потому что магия Эдвина почти не находила отклика у моего опустошенного дара. Но любимого это не волновало, его золото сияло, согревая меня.
— Не пугай меня больше, пожалуйста, — чуть сипло попросил он.
— Постараюсь, — прошептала я.
Он отнес меня в столовую и объяснил неожиданную слабость истощением. Только вдохнув пряный аромат крепкого бульона, сообразила, что пустой желудок болезненно подвело от голода, а во рту пересохло от жажды. Положив на тарелку горку вареных овощей и хорошо прожаренный кусок мяса, наслаждалась предвкушением сытости и вкусом еще теплого хлеба.
Начерпывая бульон, старший кобол журил хозяина за то, что тот не отдыхал и почти ничего не ел со вчерашнего дня. Эдвин не обращал на ворчание внимания. Поначалу меня удивляло, что глиняной прислуге позволяются подобные вольности, но потому узнала, что коболы достались Эдвину в наследство от прадеда. Они стали членами семьи и очень давно не были просто слугами.
Вторая чашка бульона обмелела, тарелка опустела, от
сытости и тепла клонило в сон. Резерв, вроде бы, начал постепенно восстанавливаться. Не только у меня, у Эдвина он тоже оказался истощен больше, чем мне вначале показалось. Я держала у самых губ чашку со свежим чаем, с удовольствием рассматривая, как расправляется и крепнет дар любимого. В сиянии постепенно появились металлические отблески. Думаю, обрати я на них тогда больше внимания, многое могла бы предвосхитить. Но в тот момент я не придала им значения.
Мысли растекались, как туман над рекой.
— Нам нужно серьезно поговорить, Софи.
Его голос выдернул меня из благостной полудремы, прозвучал резко, неприятно твердо. Я вздрогнула от неожиданности, встретилась с Эдвином глазами. Отрезвляюще холодный, колючий взгляд, сведенные к переносице брови, чуть поджатые губы. Он был сердит, насторожен, в скупых словах сквозило напряжение.
— О том, что произошло после ритуала.
— Может, завтра? — мое предложение прозвучало робко и чем-то напоминало мольбу.
— Нет, — он решительно качнул головой. — Нет. С этим разговором нельзя ждать.
Я вздохнула, отставила чашку:
— Тогда начинай.
Он хмурился, не встречался со мной взглядом и молчал. Пытаясь побороть нарастающее волнение, терпеливо ждала, когда он заговорит, не подгоняла. Почему-то решила, он злится на меня. Глядя на сидящего в торце стола виконта, искала слова в свою защиту и заранее жалела о предстоящей ссоре.
Эдвин все еще молча протянул руку, накрыл мою кисть. Тепло ладони и родной магии успокоило. Вдруг поняла, что он не на меня сердится. Что ему неприятна тема, что его ранит воспоминание о собственном бессилии и пережитом страхе. — Прежде всего, хочу поблагодарить тебя. За то, что ты для меня сделала, — низкий голос звучал мягко, ласково. Эдвин явно чувствовал себя виноватым и по-прежнему не поднимал глаз. — И попросить прощения. Я не смог защитить тебя.
— Тебе не за что извиняться, — горячо заверила я. — Есть за что, — перебил он. — Ты могла погибнуть. Или навсегда лишиться магии. И все из-за того, что я впутал тебя в свои дела.