Заснуть не получалось. Не помогали ни усталость, ни купание в горячем источнике, ни подробный и несколько нудный рассказ о редком волшебстве, с помощью которого Эдвин пытался вернуть магическое тело в обычное. Он концентрировался только на рунах и заклинаниях, старательно обходил стороной переживания. Но говорить о них Эдвину было не нужно — я чувствовала его дар и четко ощущала ужас, отчаяние и беспомощность. Сказал, что добился только одного изменения. Я стала говорить во сне.
Ласково погладив его грудь, заглянула в голубые глаза:
— Почему ты поверил? После всего, что между нами было.
Он помрачнел, но признался
— Наверное, потому что многие обвинения очень похожи на правду. Твое положение незавидное, а дом действительно можно считать тюрьмой. В таком свете предложение Серпинара кажется весьма щедрым.
— Но ты ведь знаешь, что я тебя люблю, — возразила я.
— Любовь еще сложней магии, — усмехнулся Эдвин. — Магию можно понять и предсказать. Можно изучить ее законы. А любовь… С ней никогда не знаешь наверняка. Можно только догадываться.
В этих словах было зерно истины. Устало обдумывая его, вновь положила голову Эдвину на грудь, он обнимал меня одной рукой. Ровные гулкие удары сердца, сияние золотого дара умиротворяли. Думалось о волшебстве Эдвина, о нашем последнем ритуале, о доверии. Отчего-то казалось, что у Эдвина еще остались сомнения в моей искренности и честности. Но я отмахнулась от этой назойливой мысли, приписав ее авторство истощенному резерву и усталости.
— Спроси меня, как я вернулась, — попросила я.
Эти слова разбудили его любопытство.
— Как ты вернулась, Софи? — в голосе слышалась заинтригованность.
— Ты говорил о рунах, которые рисовал, чтобы помочь. Я их видела, — голос почему-то подвел, сел, звучал хрипло и незнакомо. — Они были бесполезными и мертвыми.
Он разочарованно нахмурился. Я знала это, даже не глядя ему в лицо. Чувствовала отголоски эмоций в даре.
— В них не было никакой силы. Так, засечки на камне, — продолжала я. — Они ожили от воспоминания о тебе. О волшебстве, которое творили наши сплетенные дары. Они засияли золотом, когда я произнесла твое имя. Отзвук твоей магии помог мне. Благодаря ему я вернулась. К тебе.
Я подняла голову, заглянула Эдвину в глаза.
— Не говори, что любви нет. Она неотделима от нас, от нашей магии.
Он ответил поцелуем, крепкими объятиями и сводящей с ума нежностью.
Путешествие к источнику пришлось отложить. Если бы решала я, мы не ждали бы долго. От силы сутки на сборы, на запечатывание жилища, на укрепление иллюзии, превращавшей дом в маленькое и труднодоступное место нонраффиен. Но решала не я, а Эдвин.
Не терпящим возражений тоном он заявил, что никуда не пойдет, пока мы не убедимся, что мой резерв способен восстанавливаться сам естественным путем. Эдвин хотел увериться, что у временного отрыва магического тела нет серьезных последствий. В доме, имея под руками внушительное собрание эльфийских книг, мы могли найти решение. Амулет или лекарство.
Эта аргументация звучала логично и правильно. Я согласилась ждать, хоть и сгорала от нетерпения, представляла, как сажусь с Эдвином на корабль, почти чувствовала на лице соленый ветер. Закрывая глаза, слышала плеск волн и крики чаек. Истощенный резерв усиливал переживания. Возможность в самом деле изменить жизнь дразнила близостью и недостижимостью. Казалось, мечта, до которой оставалось сделать один шаг, ускользала, унося остатки терпения.
С каждым часом волнение росло. На следующий день я уже не находила себе места. Изменений никаких не чувствовалось, и я попыталась уговорить Эдвина создать пару восстанавливающих резерв амулетов и пополнить мою магию так. Он отказывался, объяснял решение боязнью навредить. Я просила, едва ли не на коленях умоляла, но он только хмурился и упрямо стоял на своем.
А потом и вовсе заперся в кабинете на несколько часов. Кое-как взяв себя в руки, осознавая, что Эдвин пытается в книгах найти ответы, вызвалась помогать. Но скоро отказалась от затеи. Ветхая бумага, бледные чернила, тексты на старом эльфийском. Этот язык я пробовала изучать самостоятельно, но особых успехов не достигла. Моя помощь стала бы только помехой.
Чем больше проходило времени, тем сильней становился страх, что я навсегда лишилась магии, что накопленное ничтожное количество волшебства — отныне мой полный резерв. Этих крох хватило бы только платье по фигуре подогнать. Заверения Эдвина в том, что выход обязательно найдется, с каждым часом все больше походили на беспомощные попытки утешить. И казались издевательством. К счастью, он оказался прав, а я ошиблась. Отказавшись от вспомогательной магии, Эдвин тоже угадал верно. От таких костылей было больше вреда, чем пользы, что подробно описывалось в книге известного эльфийского целителя. Главу оттуда Эдвин мне тщательно перевел. Книга успокоила. Даже вопреки тому, что она в целом сводилась к простой истине "Время — прекрасный целитель, а терпение — добродетель". Я ждала, когда очнется дар. Эдвин занимался одноразовыми амулетами. Наши запасы артефактов закончились, а магия источника могла оказаться нестабильной, следовательно, непредсказуемой. Меня строгий виконт посадил за учебники и буквально завалил заданиями. Он оказался требовательным учителем, а разочаровывать его не хотелось. Я старалась, читала, переводила, рисовала формулы. Смешно подумать, следующие два дня была так занята, что даже не заметила, как восстановился резерв.