— Да знаю я, Страж. Нетерпеливой и взбалмошной когда-то я была, но не теперь. Как кобра, как паук в листве, я в ожидании останусь, покуда не откроет двери светоч знания и тайну не раскроет. Я… много лишнего тебе сказала.
Я мало что знал о Морриган и ее отношениях с Флемет. Понял лишь то, что старуха не самая хорошая мать. Ведьма диких земель делала из дочери невыносимую и одинокую стерву. Будто Флемет специально закладывала в дочь качества, способные дать женщине все, кроме счастья. Обрекая на одиночество, вновь и вновь возвращающее девушку в болота Кокари. Но в целом, Флемет далеко не самая худшая мать на свете. Я рассказал Морриган историю о девушке по имени Иллия. Хрупкой, с добрым сердцем и большими глазами, вынужденной творить чудовищные зверства по воле матери, мечтавшей стать ворожеей. Я хорошо запомнил тот момент, когда она отбила устремившийся в мое сердце кинжал и бросилась на озверевшую мать. Она дрожала, по щекам текли слезы и тут же замерзали, касаясь вихрей морозного плаща. Я стоял, парализованный, и зачарованно наблюдал за пляской льда. Вихри снега заполняли все вокруг, ледяные копья рассекали воздух, гудели порывы смертоносного ветра. Две ледяные ведьмы, объятые льдом и ураганом, сражались за жизнь и за смерть. Эту битву выиграла Иллия, но с тех пор не убила ни одного человека, найдя свое место в храме в качестве целителя. Я слышал, нет жрицы добрее, и народ Вайтрана полюбил ее.
Какова бы ни была воля родителей, мы должны идти своей дорогой. Несмотря ни на что. Историю Морриган не особо то и оценила и больше расспрашивала о ворожеях и как я их убивал. И я рассказывал эпопеи о клинке и магии, понимая, что словами: «долго, больно и очень тяжело» она не удовлетворится.
Но, пока Морриган искала ответы на свои вопросы, а Стен издевался над солдатами, я готовил план атаки.
Время поджимало. Я должен был в кратчайшие сроки подготовить армию для штурма лесных укреплений Мудреца, а потому последовавшие за пиром дни проводил в бесконечной беготне и разговорах. Всех дезертиров поставить на довольствие, одеть, обуть и вооружить — оказалось просто, а вот мобилизовать горожан — нет. Люди боялись леса, боялись Мудреца и не хотели сражаться, хоть под моим знаменем, хоть под знаменем самого Создателя, кем бы ни был этот молчаливый и бесполезный божок. Эльфы же и вовсе не рассматривали возможности повторного боя с Мудрецом и заперлись в бедном городском районе. Долийцы заняли несколько грязных, обгаженых домов недалеко от порта и четыре склада, удачно пустовавших в осенний сезон. Долийцы построили эльфинаж — послушать так бред, но тем явственнее чувствовался их ужас. Ненависть к «городам из камня и мертвого дерева» и жестоким ублюдкам шемленам уступила животному страху перед рыскающими в ночи дьяволами Мудреца.
Эльфы не обустраивались, не раскладывали большую часть имущества, показывая, что не намеренны задерживаться в городе. Но я лучше многих знал, как коварна бывает судьба, в ее умении сделать временное — вечным.
— Мне нужны ваши лучники, — сказал я, пытаясь сесть поудобнее на жестком стуле с расшатанными ножками. Небольшой склад, где Ланайя приняла меня пах крысиным дерьмом, плесенью и гнилыми овощами. Сквозь окна падали тусклые столбы света, примитивные, поеденные молью занавески трепал промозглый ветер.
Первая в Клане сидела предо мной на самодельном кресле и грустно смотрела в глаза. Личико юное — не старше семнадцати. И уже вынуждена командовать отчаявшимися беглецами. Рядом с ней стоял самый грустный эльф, каких я только видел. Тощий, с темными, почти черными синяками под глазами и длинными русыми волосами.
— Клан не будет воевать, шем, — ответила Ланайя. — Мы и так потеряли слишком многих воинов. Слишком многих мужчин и женщин. Мы бы все погибли, не сразись хранитель Затриан с Мудрецом.
— Рано или поздно он придет под стены, — возразил я, злясь на их недальновидность. — Вам все равно придется драться, хотите вы этого или нет.
— Она сказала «нет», шем! — рявкнул грустный эльф. — После того, что сделал ваш проклятый род…
— Сарел… не надо, — оборвала его Первая.
— Отошли его вон. Этот шем нам не друг.
— Возможно, но я не хочу сориться с ним. Пифия позволила нам укрыться за стенами, Сарел. Нужно благодарить ее хотя бы за эту подачку, — Ланайя горько усмехнулась и подняла на меня болезненный взгляд. — Это правда? Ты собираешься напасть на него?
— Да, и мне нужны эльфы! — я чувствовал, что теряю терпение. Там, за стенами все еще остались беженцы. Каждую ночь туда наведываются крикуны и хватают всех, кто подвернется. Мои дозоры отогнали их, но затем те вернулись. Эти эльфы под защитой, но скулят так, будто им должны были комнаты дворца выделить! — Мне нужны те, кто знает лес и может сделать несколько смертельно-метких выстрелов по вожакам!
— У нас нет таких стрелков, — подавленным тоном ответила Первая. — Больше нет, шем. Все погибли, прикрывая отход клана. У нас почти нет воинов, ты ведь это знаешь. Ты не можешь не знать. Ведь ты теперь командуешь теми стервятниками, что убили наших галл и надругались над нашими девушками? Ты теперь командуешь убийцами нашего старейшего ремесленника Вараторна? Вот и веди этих подонков в бой, а нас оставь в покое.
— Не дождетесь. Мор — угроза всему миру и куда бы вы не сбежали, он настигнет вас. Я намерен его закончить, но мне нужна ваша помощь! Никто не знает лес лучше вас и…
— Уходи, шем! — крикнул Сарел. — Мы не будем тебе помогать.
— Черта с два, — зарычал я, чувствуя пробуждение дракона. — Я могу потребовать! Или вы забыли про Великие Договоры?
— Договоры? — горько спросила Ланайя. — Наш клан погиб, шем. Послезавтра мы сядем на корабль и уплывем из Ферелдена. Ни один эльф тут не останется. Мы не будем умирать за тебя и твоих хозяев, работорговцев и демонов. Мы ничего не должны тебе, шемлен. Уходи.
Казалось, я понял, почему в Тедасе так презирают эльфов. Я жестоко ошибался, был несправедлив и зол, но это едва ли оправдывает мою ярость. Эльфы этого клана потеряли слишком многих, лишились дома, да еще и стали жертвой бандитов. Но мне было плевать. Через несколько дней я должен дать приемлемый план битвы в лесу, а самые ценные силы утекали сквозь пальцы.
Я вышел из склада и громко и грубо выругался, сплюнув на потертый камень. Два стражника в алых плащах, сопровождающие меня, угрюмо переглянулись и пожали плечами, будто другой реакции и быть не могло. Я ведь разговаривал с эльфами.
— Все эти эльфы — трусы, — буркнул рыжий солдат со шрамом на щеке. — На словах грозные, а как доходит до дела — в кусты. Верно Венатори говорят: остроухие только в рабы и годятся.
— Что-то не припомню, чтобы я у тебя что-нибудь спрашивал, — прорычал я.
— Простите господин Аарон, — проблеял тот, опустив взгляд.
Вдруг что-то осторожно дернуло меня за плащ. Обернулся и уперся взглядом в широкое, бледное лицо эльфийки, робко смотрящей на меня. Ярость растаяла, сменившись пакостно-липким гноем на душе. Мы не придаем значение несправедливости, преуменьшаем ее размах, пока не встретимся глазами с ее жертвами. Я сразу узнал эту остроухую девушку. Именно она сидела на цепи у трона убитого мной атамана. Хрупкая, худощавая — с по детски большими глазами и завязанными в пучок локонами. Таких красавиц хочется прижать к груди и оберегать, сдувая пылинки. Выхаживать, как ботаник Коллегии алый корень Нирна. Вместо этого бандиты схватили ее, избили и надругались.
— Эра серана-ма, ты… ты ведь тот самый демон, да? — робко спросила она. — Ты убил этого ублюдка в лагере? Это ведь был ты?
— Я не демон, — ответил я, чувствуя нарастающий дискомфорт. — Но убил их я, да.
— Спасибо, что вернул мне свободу. Я слышала слова Первой — прости ее.
— Нет нужды извиняться. Я понимаю ее боль, но мне нужны эльфы-следопыты.
— Я знаю. Я буду твоим следопытом.
— Нет, — резко ответил я.
— Но почему?
— Ты пережила многое, девочка. Тебе нужен отдых.