Прибор, позволяющий лодке без хода висеть на заданной глубине с точностью в несколько дециметров, мы включали несколько раз, но затем от его услуг отказались. Как только «Северянка» неподвижно застывала на выбранном для наблюдений уровне, сельдь, попавшая в облучаемую светом зону, постепенно уходила прочь, и перед иллюминаторами оставались только представители планктона. Сельдь в любом случае не выдерживала сравнительно длительного воздействия света, и наблюдать за ней было возможно только при движении подводной лодки, когда рыбу заставали врасплох. Мы могли изменять скорость нашего движения в большом диапазоне. Хотелось двигаться медленнее, чтобы успевать рассмотреть подробности, не отпугивая рыбу. Такой оптимальной для наблюдения скоростью были два узла, то есть движение, при котором «Северянка» за одну секунду перемещалась вперед на метр.
Сельдь по-прежнему встречается рассеянными негустыми облаками: рыба от рыбы отстоит на метры и на десятки метров. Проверить, какой улов можно собрать с этого рыбного поля, мы, к сожалению, не можем, так как «Месяцев» пока не найден. Утром сельдь «просыпается», уходит все резвее и резвее, а затем погружается на большую глубину. Мы обратили внимание, что с утренним опусканием сельди резко сокращается количество планктонных организмов в верхних слоях воды. Планктон и сельдь совершали вертикальную миграцию почти одновременно.
Постепенно многое становится понятным. Рыбаки сельдяной флотилии считают, что шторм разогнал рыбу. Такое суждение неверно. Оно возникает потому, что их эхолоты ничего не показывают. Во время шторма и несколько дней после него весь верхний слой воды от поверхности до 40–50 метров вглубь предельно аэрирован. Большая насыщенность воды пузырьками воздуха в этом слое Создает непреодолимую преграду для излучаемой эхолотами ультразвуковой энергии, и она затухает, не дойдя до скоплений рыбы. А под водой, там, куда шторм на может донести свой «сквозняк», в мире тишины, лодка без помех обнаруживает сельдь. На лодке здесь спокойно можно производить наблюдения и необходимые измерения. Открытие таких качеств у «Северянки» говорило о больших перспективах, открывающихся в будущем перед наукой, промыслом и подводными лодками.
К обеду снова всплываем для зарядки аккумуляторной батареи. Наши мощные подводные светильники — эта непредвиденная роскошь для подводной лодки — съедают за ночь много киловатт-часов электроэнергии, и дневное всплытие для пополнения энергозапасов становится обязательным пунктом распорядка дня. И снова хмурое небо и качка, выбивающая всех из колеи. Над водой эхолот сразу же перестает записывать рыбу.
Сквозь синюю дымку полярного дня все чаще проблескивают желтые огоньки рыболовных судов. Мы обходим их издалека. А вдруг они стоят с выметанными дрифтерными сетями? Тогда, пожалуй, скоро и не выпутаешься.
На тесном мостике лихорадочно курят по два-три человека. Лихорадочно потому, что их пронизывает студеный северный ветер, и еще потому, что надо спешить, так как внизу ждут своей очереди десятки товарищей.
Сегодня десятый день пребывания в море, впереди еще недели плавания в океане. Для поднятия духа и расширения кругозора экипажа замполит Иван Александрович Бугреев упросил доктора Зуихина выступить по корабельному радио с лекцией о долголетии. Лектор полтора часа внушал слушателям, что в основе человеческого долголетия лежит умеренность во всем. Матросы за обильным, как всегда, ужином дружно шутили: «Нажимай пока не поздно — теперь еды будут давать меньше…» К ночи Бугреев организовал вторую лекцию. На этот раз выступал я и рассказывал в микрофон об истории подводных исследований и их широких перспективах в самом ближайшем будущем. Памятуя о реакции слушателей на предыдущую лекцию, я говорил минут тридцать, а затем, чтобы не отрывать теорию от практики, прошел в центральный пост и дал команду погружаться.
И снова Тишина. Царство Тишины. На цоканье эхолотов не обращаешь внимания, оно как бы отфильтровывается. Медленно и беззвучно подводная лодка — тонкая игла — прошивает необъятный водный массив, то вспыхивая сказочным сиянием, то погружаясь во мрак.
Сегодня мы все внимание сосредоточили на реакции сельди на свет. Установившееся в быту мнение, что рыба идет на свет, справедливо не для каждой пресноводной рыбы, а тем более для морской. Правда, особенность каспийской кильки скапливаться возле источника света позволила применить на Каспии в промышленных масштабах совершенно новый вид лова, при котором не нужны сети и физические усилия рыбаков. Скопления кильки, собравшейся у источников света, по толстому резиновому шлангу перекачивают на борт судна мощным насосом, получившим специальное название — рыбонасос.