— Ой! — вскрикивал он. Всякий раз, когда мистер Риген отдавал новую команду, он вскрикивал все громче, стараясь, чтобы его услышали дома.
— Быстрее, — командовал мистер Риген. Он весь покраснел, словно следил за игрой в крикет, и заложил большие пальцы в жилетные карманы. — Быстрее, не то я сам тебя огрею.
Блетчли упал.
Он испустил громкий вопль и свалился набок. Глаза его были зажмурены, рот открыт. Он стонал и держался за лодыжку.
— Ой, — сказал Блетчли. — Я сломал ногу.
— Я тебе и вторую сломаю, если ты еще хоть раз возьмешься за свое, — сказал мистер Риген. — Вставай, не то я сам тебя подниму.
Блетчли встал. Он снова застонал и зажмурил глаза, задрав голову.
— Я иду домой, — сказал он, добавив еще что-то, чего мистер Риген расслышать не мог, на всякий случай оглянулся и захромал к своему забору, раскинув руки для равновесия, испуская стоны и гримасничая.
— Если ты еще раз попробуешь его возить, — сказал мистер Риген сыну, — я сам тебя изукрашу. Он тебя бьет палкой, и ты его бей.
— Хорошо, папа, — сказал Риген.
Блетчли, старательно сохраняя страдальческий вид, перелез через забор, испустил стон, снова захромал и, морщась, словно от невыносимой боли, побрел через огород к дому.
— Мам! Мам! — закричал он, подходя к крыльцу. — Мам! — взвизгнул он в последний раз и, когда дверь открылась, рухнул на ступеньки.
Однако после этого Блетчли и Риген стали неразлучны. Каждое утро они вместе шли в школу одинаковым медленным шагом, на спинах у них были одинаковые ранцы, и в каждом лежали яблоко, пузырек чернил, который часто разбивался, и ручка. Иногда их матери стояли, разговаривая, на улице или одна из них шла к другой мимо палисадников. Некоторое время спустя они уже вместе ходили к утренней службе. Иногда их сопровождал мистер Блетчли в коричневом костюме, а потом с ними начали ходить и Блетчли с Ригеном. Порой было слышно, как мистер Риген кричит им что-то из окна спальни, когда они проходят мимо.
— Они в церковь пошли, Гарри, — говорил он, пройдя дворами до их заднего крыльца, на котором, читая газету, сидел отец. — Она каждый вечер ставит парня на колени перед кроватью.
— На колени? — сказал отец.
— Молиться заставляет.
— Ну что же, — сказал отец. — От молитвы вреда не бывает.
— И пользы тоже, — сказал мистер Риген. — Сама дура и из него дурака делает.
— Ну что же, — повторил отец, не отрывая взгляда от газеты. — Заранее ведь не угадаешь. — На этот раз он был не склонен вступать в разговоры.
— Вот-вот, — сказал мистер Риген. — Как ни крути, а будет то же самое.
По воскресеньям мистер Риген ходил без пиджака, расстегнув все пуговицы жилета, кроме последней, но в рубашке с крахмальным воротничком и в галстуке цветов школы, в которой он когда-то учился. Тонкая золотая цепочка тянулась от верхней пуговицы жилета до верхнего левого кармана.
— Только на конце-то просто кусок булыжника, — говорил отец. — Я точно знаю.
После того как ему не удалось устроиться на шахту в поселке, его восхищение мистером Ригеном поостыло.
— Риген человек хороший, — говорил он. — Только почему он жалуется, а делать ничего не сделает?
— Жены боится, — сказала мать. — Он всех женщин боится, в том-то и дело.
— Женщин? — Отец засмеялся и с недоумением поглядел на нее. — Да если бы он их боялся, — добавил он, все еще смеясь, — так перед мужчинами и вовсе хвост поджимал бы. А этого за ним не водится. Сколько лет я его знаю.
Мать кивнула, но ничего не ответила.
Услышав это объяснение, отец на некоторое время снова почувствовал к мистеру Ригену прежнее уважение и по утрам в воскресенье, когда миссис Риген и Майкл уходили в церковь, даже шел к нему через дворы, и они сидели рядом на крыльце, смеялись тому, что вычитывали из газеты, а иногда к ним присоединялся мистер Стрингер или мистер Батти, и чуть позже все они шумной компанией отправлялись в Клуб.
Именно мистер Риген подал мысль, что Колину следует готовиться к отборочным экзаменам. В случае успеха он сможет поступить в следующем году в городскую классическую школу, а если он не доберет баллов, то можно будет попробовать еще через год. Если же у него ничего не получится, то он поступит в обычную среднюю школу на другом конце поселка — кончавшие ее почти все шли работать на шахту.
— Риген верно говорит, — сказал отец. — Ты хочешь, чтобы он стал таким, как я или как Риген, получал бы деньги за то, что весь день просиживает задницу? Я бы знал, что выбрать.
— Мистер Риген работает, — сказала мать. — Просто это другая работа, вот и все.