ПОЛ КУК: Была у меня одна работа, на пивзаводе в Мортлейке, три года электриком проработал.
В: Значит, тебе пришлось сдать экзамен в городской гильдии?
ПК: Да. я сдал его, поэтому у меня есть кой-какая квалификация. Но я хуй там чему научился. Они там просто бухали все целыми днями, эти парни. Делать было там совсем нечего. Большинство из них просто весь день сидели и пьянствовали, и к концу дня все были в жопу пьяные. Я был учеником электрика. Но учиться там было нечему, потому что всем было наплевать на все… В принципе. ребята все были отличные, весело было, но они только и знали, что нажираться. Нет, я ни в чем их не обвиняю. И самое неприятное — это вставать рано утром. Потому что репетировать надо было. Мне нужно было вставать в семь каждое утро, идти на работу, а потом, забежав домой, я сразу ехал на репетицию в Уэст-Энд, а там все затягивалось допоздна.
В: А нравилось ли тебе учиться в школе?
ПК: Да, весело было. Мы же со Стивом одногодки — мы в параллельных классах были. Нам просто все было поебать. Мы всех напугали однажды: я огонь разжег на своей парте. Чуть весь этот ебаный класс не сгорел. Они все просто с ума посходили.
В: Как ты думаешь, школа давила на тебя?
ПК: Нет, совсем нет. Мы хорошо там веселились, потому что в нашем классе было много психов. Да, иногда давила, конечно. Садись за уроки, соберись и т. д. Скука. Единственное, что мне нравилось в средней школе, это черчение и столярное дело. А все другие уроки нам по фшу были. Там было несколько хороших учителей, знаешь, учителей такого современного стиля, типа сядут поговорят с тобой один на один, войдут с тобой в контакт. Но большинство не такие были. Вообще главная беда во всех школах — это то, что учителя уходят. Новые время от времени приходят, но они не справляются. Когда ребята видят нового учителя. они сразу начинают его на хуй посылать.
В: А как с английским? Тебе он нравился?
ПК: Нет. не очень, потому что я ненавижу читать. Не могу сосредоточиться. Скучно становится после двух страниц. Кроме нескольких книг. Я две книги, думаю, всего и прочитал: о братьях Крей[20] и «Заводной апельсин».
В: Сейчас, когда ты оказался в центре внимания и в некотором смысле стал звездой, что тебе сейчас нравится? Как все это повлияло на твою повседневную жизнь?
ПК: Не сильно повлияло. Почти никак. Просто (пауза), когда ты выходишь на улицу, на тебя смотреть начинают, и когда куда-нибудь идешь, ты знаешь: если пойдешь не в то место, какое надо, можно нарваться на неприятности. Особенно в эти несколько недель, когда нас с Джоном избили. Тогда все и правда было круто. Но за последние недели все немного успокоилось.
А если идешь в нормальное место, люди никак не могут оставить тебя в покое. Я в принципе запросто могу с кем угодно поговорить, но они просто не понимают, что, когда они заканчивают, подходит кто-то другой и начинает говорить с тобой о том же самом, и так по десять раз за вечер. Разные люди, врубаешься, спрашивают одно и то же: «Что вы сейчас делаете?», «Как у вас дела?», «Когда выйдет ваш альбом?», «Что за песни там будут?». Это немного надоедает (зевает). И ведь не скажешь им просто: «Слушай, да пошел ты».
БУГИ: Сид — это большая личность. Особенно когда мы были в Швеции три с половиной недели. К концу третьей недели все были измучены, все устали немного от… (пауза), нет, не друг от друга — просто от того, что происходило. Потому что, знаешь, они первый раз выступали в таком составе, и они первый раз давали так много концертов в такой жесткой последовательности, даже с Гленом они столько подряд не играли. И к концу третьей недели Сид начал становиться реальным центром, понимаешь, от этого парня живые искры летели. Он очень, очень… не знаю, какое слово подобрать… (пауза), в общем, с ним было отлично работать в такой ситуации.
ДЖЕК ЛЬЮИС («Daily Mirror»): Я сделал материал с Сидом Вишесом. В итоге там осталось только то, что сказал сам Сид Вишес. Все, что мне нужно было, — отвести его в уголок и разговорить. Мы стали беседовать, и я просто записывал. Вот так же, как я сейчас говорю с вами, он говорил со мной — о своих мнениях, своей жизни, о том, как он учился. за что боролся, о своих проблемах — и это дало мне взгляд изнутри. Сам бы я никогда так не понял Сида Вишеса.
Были люди, которые читали мою статью и говорили, что он осуждает себя своими же устами. Возможно. для них так все и есть. Но с другой стороны, находились люди, которые говорили: «Правильно, теперь я лучше понимаю этого человека». И есть третий тип людей — которые ловили каждое его слово, потому что он — Сид. И для них он был чем-то вроде героя, если не антигероя…