Наёмник никогда больше не встречал таких девушек. В Арлисе всё было «слишком»: слишком прямолинейная, слишком честная, слишком упёртая. Она словно жила какой-то утрированной жизнью, где не было места сомнению и полутонам. А ещё она была слишком красива… Любая другая в сравнении с ней меркла. Любая, включая Веспер.
Все эти мысли раздражали наёмника, потому как изменить уже ничего было нельзя. Шестнадцать лет и два месяца, как нельзя. Как же глупо было хранить это кольцо, и как глупо любить призрак из прошлого. Чем больше Сарен думал об этом, тем сильнее злился на себя. Если бы кто-то всё же принимал души в обмен на желания, он пожелал бы лишь одну встречу с Арлисой.
Настроение и правда скатилось на такое дно, что достать его оттуда даже с помощью бутылки представлялось какой-то совсем уж непосильной задачей.
«Но попробовать то стоит».
Убрав перстень обратно в тайник, спайранец прихватил с собой бутылку и вышел из комнаты.
В главном зале было на удивление пустынно, а напиток совершенно не подходил настроению. Впрочем, пенять на содержимое кувшина не стоило — корчмарь с точностью отгадал, что именно было нужно спайранцу в тот момент, когда он брал выпивку. Корень проблемы крылся в том, что «тот» момент прошёл, так и не наступив, и с моментом нынешним не имел ровным счётом ничего общего.
Два синих глаза буравили кувшин, в котором оставалась ещё, наверное, треть приторной рубиновой жидкости. От собственных мыслей Сарена отвлекло тихое, но настойчивое шуршание по дощатому полу корчмы. Повернув голову чуть в сторону, он увидел слева от себя немолодую женщину, которая неспешно орудовала метлой неподалёку. Вероятнее всего, это была ночная служанка, в чьи обязанности входила уборка помещений.
— Ох и не стоит вам, господин, этого делать, — сокрушенно проговорила женщина.
От удивления Сарен даже немного протрезвел и отодвинул стакан.
— Чего именно мне не стоит делать? — развернувшись, спросил порядком озадаченный наёмник.
— Одному по ночам вот так сидеть. Накличете беду на свою голову, господин, ох накличете.
— Спасибо за заботу, но не стоит обо мне беспокоиться — я за себя постоять смогу, — диалог этот теперь вызывал у спайранца лишь снисходительную улыбку. Очевидно, женщина приняла его за какого-нибудь проезжего торговца и решила предупредить. Неясным, правда, оставалось, что же такого опасного могло быть в Кабаньей Пуще. Впрочем, это имело мало значения и наёмник вновь потянулся к кувшину, который на этот раз твёрдо уже вознамерился опустошить до дна.
Не успела, однако, первая капля удариться о гладкое донышко стакана, как ушей спайранца достиг сокрушённый вздох. Принадлежал он, естественно, служанке.
— Не в хулиганах дело, и не в разбойниках, что по лесам в округе шастают. Другая опасность здесь, господин. Гораздо гибельнее, чем все остальные, — судя по серьёзному тону женщины и ни чуть не менее серьёзному выражению её лица, говорила она отнюдь не о чём-то абстрактном.
— Да что же это такое, что даже в корчме сидеть ночью одному опасно? — так и хотелось добавить вслед этому шутливые вопросы, вроде «Вино разбавленное?» или «Табуреты криво сколочены?»
— Неспокойно у вас на душе, господин, иначе бы не сидели вы в поздний час со столь скорбным видом…
«Мне неспокойно на душе, поскольку я взял сладкое креплёное вино, вместо бутылки местного самогона» — комментировал про себя Сарен.
— …перекрёстки дорог, перепутья, они издревле недобрую славу имеют. Притягивают злых духов и нечисть всяческую.
Спайранец вскинул одну бровь в удивлении, не в силах вот так сразу понять взаимосвязь людских суеверий и его нынешнего положения. Уточнять, однако, не пришлось, потому как в памяти тут же всплыла крестовина дорог, так аккуратно разделявшая Кабанью Пущу на четыре идеально равные части.
«Вот тебе и перекрёсток».
Обычно наёмник старался держать дистанцию как от подобных разговоров, так и от тех, кто их вёл. Суеверный люд был подчас скор на расправу, а происхождение Сарена вряд ли могло вызвать у них расположение. Именно поэтому, по мнению наёмника, наилучшей стратегией общения было отсутствие оного.
И всё же, несмотря на вышесказанное, удивление сменилось слабым огоньком азарта, который заиграл в глазах мужчины. Тот развернулся на стуле, так, чтобы сидеть к служанке лицом.