Он проснулся от запаха гари и дыма в своей кровати, но комната и всё вокруг изменилось. Вместо высокого потолка с красивой люстрой на него взирало ночное небо с богатой россыпью далёких звёзд. Он никогда прежде не видел такого звёздного неба, в Лондоне его невозможно увидеть.
Он встал с кровати и осмотрелся. Все его игрушки, и даже новая железная дорога были обуглены и источали едкий запах горелой пластмассы. Вся мебель почернела и будто состарилась на многие годы.
Джереми очень испугался, выбежал из комнаты, звал Джейн, мать, даже отца, но слышал только эхо. Крыша и потолок исчезли, стены покрылись вековым налётом копоти и пыли, под ногами трещал и рассыпался ветхий паркет. Он трогал стены потными ладонями, и они отзывались холодом во всём теле. Стены словно молчаливые каменные идолы уходили высоко в небо и вскарабкаться по ним было невозможно. Картины в дорогих рамах, которые и раньше казались Джереми недосягаемыми, теперь поднялись на невероятную высоту. Почерневшие и перекошенные, они продолжали висеть на грязных стенах. Казалось, весь дом менял свои очертания и всё, что было привычным и знакомым, превращалось в нечто совершенно иное. Посреди всего этого безумия Джереми был один.
Не без труда найдя лестницу, он увидел, что она тоже изменила привычный облик, превратилась в витиеватый лабиринт, вела то вверх, то вправо, то влево. Он шагнул, уткнулся в стену, развернулся и поднялся вверх, взглянул вниз и сжался от страха – на него глядела пропасть, казалось, он находится на невероятной высоте между небом и землёй. Подул ветер и растрепал его волосы, мокрая от пота пижама противно липла к телу, он почувствовал озноб от холода. Поднялся ещё выше и теперь смог разглядеть картины на стенах. Но это были не те картины, что всегда висели в его доме.
На одной были изображены жуткие люди в странных головных уборах, они парили в воздухе невысоко над землёй и держали обнажённого мужчину, казалось, они терзали его, то ли кусали его плоть, то ли пили его кровь. Под ними на земле были ещё двое: один скорчился, другой, прячась под плащом, словно пытался убежать подальше от парящих людоедов. Сбоку виднелась голова и шея осла. На другой картине была изображена спящая женщина с жутким существом на груди, а сзади то ли на спящую женщину, то ли на само существо глядела белыми глазами страшная лошадиная голова. На третьей картине множество женщин, старых и молодых, летали на козлах и мётлах, меж ними сновали летучие мыши и неизвестные Джереми существа, он никогда прежде не видел ничего подобного. Он поднялся ещё выше, чтобы разглядеть картину получше. Ветер всё так же трепал его волосы и пижаму, но холода мальчик больше не испытывал, напротив ему стало жарко, как в знойную летнюю ночь. Ещё на одной картине была изображена голая женщина в объятиях огромного чёрного козла, подписи на картине не было. Немного левее, в почерневшей рамке висела фотография двух юных девушек. Одна была симпатичной, вторая настоящей красавицей. У симпатичной были рыжие волосы, у красивой ‒ тёмно-каштановые, густые, чуть ниже плеч. Девочки сидели на массивном столе из тёмного дерева, а за ними находились полки с книгами за стеклом. Книги показались Джереми древними или попросту очень старыми, он видел такие в кабинете отца, но ему накрепко запретили заходить туда и трогать их.
Обе девочки с фотографии не улыбались и, чуть склонив друг к другу головы, просто глядели не в объектив фотокамеры, а на самого фотографа, и было в их взгляде что-то жуткое, обреченное, непристойное, что-то на грани обожания и боли. Джереми очень хотелось увидеть его, того человека, который сделал фотографию, на секунду стать одной из двух девочек и увидеть то, что спрятано от его собственных глаз. Он долго смотрел в лица девочек, особенно в лицо той, что красивее, даже коснулся рукой её щеки, волос, губ, испытывая странное чувство, словно смотрел на себя самого много-много лет назад, на себя, ещё несуществующего на земле, но в то же время вполне реального. Это чувство напугало его, Джереми отдёрнул руку от фотографии и пошёл дальше по лестнице, которая начала уходить вниз, в бездну дома. Неестественно петляя и извиваясь, лестница вывела его в холл, больше напоминающий глубокий колодец, крышку которого забыли закрыть. Прежде уставленный дорогой мебелью, картинами и лампами холл теперь был совершенно пуст. Ковров тоже не было, и Джереми пожалел свои босые пятки, то и дело он наступал на пепел, обломки и мелкие острые камешки. Он шёл вперёд очень долго, а длинный коридор холла всё не заканчивался, впереди он видел широкую входную дверь, но она всё не приближалась, словно он не шёл, а шагал на месте. Несколько раз он пытался пробежать по коридору, но непременно спотыкался и падал, раздирая коленки в кровь. Тогда от полного бессилия, боли и страха он заплакал, слёзы большими каплями падали на его пижаму с поблекшими Винни Пухами.