— Я закажу в номер бутылку и лед!
При этих словах я быстро взглянул на нее, но она не подняла на меня глаз.
— я, знаете, не взяла с собой свои документы…
— Дорогая, вы принесли достаточно: мне хватит того, что есть.
Она не ответила. Тогда я спросил:
— Ладно, так где вы остановились? Ваш адрес?
— Оттель «Браун».
— Отлично. «Браун» так «Браун». Подождите минутку. Я принесу свой конверт.
Она явно колебалась. Мне было интересно наблюдать за ней. Я очень недвусмысленно продемонстрировал ей свои похотливые намерения. Если эта девушка и в самом деле невинная туристка, то она должна была перенести наши генеалогические консультации на дневное время. Или, что еще более вероятно, могла бы влепить мне пощечину и гордо удалиться. С другой же стороны, если она эмиссар Бэзила, то ей бесспорно приказали быть со мной как можно более услужливой, чтобы выманить туда, где меня ждут. Непорочность— добродетель не слишком ценная в нашем деле.
Через некоторое время Нэнси Гленмор нервно рассмеялась.
— Ну ладно… если вы уверены…
— Уверен — в чем? — спросил я.
Она глубоко вздохнула.
— Неважно. Ладно. Поднимитесь к себе, мистер Хелм, возьмите конверт, а я подожду вас в вестибюле.
Когда я спустился, швейцар уже подогнал красный «спитфайер» к двери отеля. Ехать нам предстояло недалеко, и проще было взять такси, но если меня намеренно выманивали из «Клариджа», то я предпочитал впоследствии располагать своей машиной. И кроме того, все могло кончиться тем, что ее бросили бы на улице, где она простояла бы до тех пор, пока полиция не отгонит бедолагу в участок. Но мне пришлось пойти на такой риск.
Девушка не сразу смогла занять свое место в машине. В эти спортивные модели просто так не сядешь: сначала надо опустить заднюю часть на сиденье — чтобы облегчить вам эту задачу, автоконструкторы предусмотрели специальный поручень на крыше, — после чего одновременно забросить обе ноги внутрь. Но она попыталась сесть, выставив вперед левую ногу и низко пригнувшись, благосклонно позволив прохожим полюбоваться своим нейлоновым бельем, прежде чем ей удалось полностью загрузиться. Она все еще приводила в порядок плащ и юбку, когда я уселся рядом за руль и запустил свою красную бомбочку, оглашая подернутую сумерками улицу стрельбой из выхлопной трубы.
Долгое время многие англичане — Кроу-Бархем в том числе — рекомендовали мне «Браун» как один из лучших в Лондоне отелей. «Кларидж», по оценке сих британских гостиничных экспертов, более музей, чем общежитие. С тех пор, как я в последний раз останавливался в «Брауне», много воды утекло, но я нашел, что здесь почти ничего не изменилось: заведение, отличавшееся от того, которое мы только что покинули, чуть менее показным шиком и чуть меньшим — но только чуть — количеством американок в мехах, порхающих по вестибюлю, точно тополиный пух.
Номер на втором этаже, куда мы с довольно-таки вороватым видом проникли, мог бы с успехом заменить стенной шкаф в роскошных апартаментах, предоставленных нам с Уинни в «Кларидже». Ну, или почти. Здесь было достаточно места для двух кроватей нормального размера, небольшого письменного стола, набивного кресла, пары стульев, комода, платяного шкафа и телефонного столика. Однако если бы вы вздумали заняться утренней гимнастикой в этом номере, вам пришлось бы удовольствоваться приседаниями или же надо было выдвигать всю мебель в коридор.
Новенький пластиковый чемодан бледно-зеленого цвета стоял, открытый, на багажной подставке у изножья ближайшей кровати. На нем было нужное количество наклеек, извещавших о его передвижении по воде и по воздуху через Атлантику. Что ж, никто из тех, кто занимается нашим ремеслом, не упустил бы столь важную деталь. В углу стояла закрытая сумка и шляпная коробка из того же материала, с такими же наклейками. Из раскрытого чемодана проглядывало новенькое симпатичное белье, явно еще не надеванное. У кровати на полу стояли новенькие симпатичные шлепанцы — такие, знаете, пикантные, состоящие всего лишь из подметки на каблучке и крошечной перемычки спереди.
Поскольку дело шло к вечеру, а европейцы относятся к своим служебным обязанностям очень серьезно, горничная уже разобрала одну из кроватей и приготовила ее для отходящей ко сну постоялицы. Длинная, бледно-зеленая, с блеском нейлоновая ночная рубашка и такой же пеньюар были разложены на кровати. Оценив соблазнительность сего зрелища, я зачел одно очко в пользу хозяйки номера. Коротенькие ночнушки, возможно, и выглядят ангельски мило, но кому же охота ложиться в постель с премилым ангелочком? То есть я хочу сказать, что, не страдая синдромом Лолиты, затрудняюсь испытывать сексуальное возбуждение при виде женщины, закамуфлированной под чью-то младшую сестренку. Это практически и невозможно, если она похожа на Питера Пэна.
Нэнси, кажется, была удивлена и смущена столь интимным видом своих покоев. Во всяком случае, она поспешно рванулась вперед, точно намереваясь застелить маняще разобранную постель и убрать соблазнительные ночные одеяния с глаз долой, но вовремя взяла себя в руки и отказалась от этой затеи.
— Положите свои вещи куда-нибудь, — только и сказала она.
Ее голос звучал спокойно, возможно, чуточку подчеркнуто спокойно, к тому же она отвернулась, чтобы я не мог видеть ее лица. Прежде чем я успел предложить свою помощь, она выскользнула из дождевика и повесила его в шкаф — массивный деревянный истукан, который является непременным украшением всех гостиничных номеров в Европе, поскольку местной архитектурой не предусмотрены встроенные платяные шкафы. Она повернулась ко мне. Если у нее и были какие-то проблемы с самообладанием или совестью, то она очень быстро их разрешила. Взгляд зеленовато-карих глаз был ясным и простодушным.
— Не хотите ли выпить, мистер Хелм? Я купила в, самолете набор на лотке беспошлинной торговли. Можем заказать в номер лед.
Я положил шляпу, пальто и конверт с бумагами на стул.
— Говорят, британцы предпочитают пить виски неразбавленным, так что не будем беспокоить администрацию. Если они в состоянии пить чисто виски, то и мне это под силу. ^
— Тогда возьмите на комоде початую бутылку «скотча» и два стакана. Обслужите нас, дока… я надену что-нибудь поудобнее.
Она запнулась на последней фразе. Я не удержался и бросил на нее пронзительный взгляд: всерьез ли она? То есть это одна из самых избитых фраз в мире. Ставлю пять против двадцати, что Ева попросила Адама минутку подержать яблоко, пока она сходит и наденет что-нибудь поудобнее, хотя анналы уверяют, что в то время на ней не было ни лоскутка. Под моим взглядом Нэнси порозовела. Я усмехнулся.
— Ну конечно! Я ведь понимаю, что ваш пояс нестерпимо жмет, — я снова по-волчьи осклабился, взял с кровати зеленые нейлоновые одеяния и с поклоном передал ей. — Разумеется, мы не потерпим, мэм, чтобы ваши страдания продлились хотя бы минутой больше, чем это необходимо.
Она взяла белье и, постояв в нерешительности, направилась к ванной. Потом резко обернулась.
— Черт вас возьми! — бросила она. — Нечего насмехаться над девушкой только потому, что она не привыкла, как вы, к частым разъездам и плохо знакома с гостиничным бытом.
Она прошествовала к шкафу, положила белье внутрь, закрыла дверцу и снова обернулась ко мне.
— Ну вот и все, мистер Хелм, если вам так приятнее. Семейная Библия и прочие бумаги вон там на столе. Можете приступать к их изучению.
Я почувствовал себя так, точно меня укусил слепой новорожденный кутенок. Она-то настроилась по-быстро-му провернуть этот банальный ритуал — спиртное, полупрозрачная ночнушка и прочая, — но я оскорбил ее, не врубившись в ситуацию и не выказав ей подобающего уважения. Я совершил ошибку. Я отнесся к ней, как к опытной агентше, достаточно часто прибегавшей к помощи секса, и потому способной немного позубоскалить над этим, она же явно была новичком и воспринимала все происходящее с убийственной серьезностью, ожидая от меня аналогичного отношения.