— Зачем вам понадобился Канагаи? — повторил свой вопрос Тэрада.
— Видите ли, дело очень серьёзное… — замялась госпожа Хамура.
— Что-нибудь с ребёнком?
— Нет… Меня беспокоит муж… Он начал заговариваться.
— Заговариваться?
— Да. Сегодня утром, например, он поднялся затемно и стал глядеть и окно. Я спрашиваю, что он там увидел, а он отвечает: «На город падает горящая комета». Комета — это ведь такая звезда с длиннущим хвостом, не правда ли? Я встала, подошла к окну, но ничего не увидела. Только на улице, как всегда, горела красная неоновая реклама.
— Он, наверно, подшутил над вами, — сказал Тэрада. — Ведь Хамура-сан любит посмеяться.
— Но я вам ещё не всё сказала. Днём он взял колоду карт, перетасовал её и начал гадать. Потом собрал в доме все палочки для еды и стал ими манипулировать, как это делают прорицатели. — Госпожа Хамура быстро задвигала пальцами, пытаясь показать, как манипулировал палочками её муж. — И вдруг он вскрикнул, уставился на меня и говорит: «Небесная кара постигнет наконец и Токио. Потому что кругом одно беспутство и разврат. Кантонское землетрясение и атомная бомба — пустяки по сравнению с тем, что нас ожидает. Из десятимиллионного населения девять миллионов шестьсот девяносто семь тысяч восемьсот тридцать один человек погибнет. Наступает час небесного возмездия, и брат восстанет на брата. В четырнадцатом веке от чумы погибло двадцать пять миллионов человек — четвёртая часть всего населения Европы. На этот раз погибнет пятьсот миллионов — шестая часть населения земного шара, и больше половины придётся на Азию. Пятую часть погибших азиатов составят японцы. Япония превратится в море огня, в котором будут гореть трупы».
— Н-да, странная манера шутить, — заметил Тэрада.
— Он вовсе и не шутит! С какой стати ему дурачить меня, ведь он знает, что я всё равно ни одному его слову не верю. Нет, с ним что-то происходит.
— Я думаю, — вмешался в разговор Муракоси, — что ему действительно мерещатся картины Страшного суда. — Муракоси было явно не по себе.
— Нельзя, нельзя это так оставить, — снова быстро заговорила госпожа Хамура. — Когда я слышу его бред, у меня волосы встают дыбом.
— Неужели такой здоровяк на третий день карантина мог заболеть тяжёлым неврозом? — как бы рассуждая вслух, проговорил Тэрада.
— Значит, и вы предполагаете невроз? — подхватила госпожа Хамура.
— Я ничего не предполагаю, — ответил Тэрада. — Завтра придёт доктор Канагаи и даст своё заключение.
— Как! — возмутилась она. — Вы хотите заставить меня ждать до завтра!
— Госпожа Хамура! — почти выкрикнул Тэрада. — Я надеюсь, что это не вы своими скандалами довели мужа до такого состояния. Но всё-таки прошу вас, будьте с ним помягче, поласковее. Ведь он ваш муж!
Кохияма, который вышел в этот момент в переднюю, удивлённо уставился на Тэраду: он не ожидал от него таких слов.
Неожиданно в приоткрытую дверь впорхнула молодая женщина, одетая в белое кожаное пальто.
— Эмма здесь живёт?
— Кто вы такая? Сюда нельзя! — Муракоси торопливо протянул руки вперёд, преграждая ей путь.
— О-ля-ля! А вы кто такой? По какому праву вы меня не пускаете? Меня зовут Сатико, я подруга Эммы.
Девушка, по-видимому, была не робкого десятка. Она, очевидно, знала также, что после смерти отца Эмма живёт одна, никого из близких родственников у неё нет и, следовательно, в квартире сейчас могут находиться только посторонние.
— Послушайте, барышня! — увещевательным тоном обратился к ней Тэрада. — Если вы сделаете ещё хоть один шаг, вы не сможете в течение какого-то времени вернуться к себе домой. Вас это устраивает?
Неожиданная гостья проникла во двор через калитку, в которую входил шофёр, доставлявший продукты (он всегда приезжал сюда в белом халате, в защитной маске и перчатках). Катасэ, по-видимому, забыл запереть калитку. Но шофёру обычно открывали ворота, калитка оставалась на замке, поэтому оплошность Катасэ походила на какое-то умышленное действие. Однако сейчас было не до разбирательств.
— Как это я не смогу вернуться домой? — удивлённо спросила Сатико. — Что это значит? Позовите-ка мне Эмму!
— Я повторяю, барышня, — сказал Тэрада, — что для вас будет лучше, если вы немедленно повернёте назад и уйдёте отсюда через калитку, не задавая лишних вопросов.
— Вы меня запугиваете! Скажите, Эмма жива?
— Она простудилась и лежит в постели. У неё тяжёлый вирусный грипп, тот самый, от которого умер её отец. Ясно?
— В таком случае я остаюсь. Не могу же я оставить её одну в компании таких растяп.
Таким образом, Сатико Ноборикава стала обитательницей чумного изолятора. Она недавно вернулась в Токио из Осака. Узнав, что у Эммы умер отец, она тут же поспешила к подруге. И её ничто не остановило бы, даже если бы сама Эмма попросила никого к ней не пускать.
3
К вечеру у Эммы подскочила температура. Термометр показывал 38°. Девушка лежала пластом, лихорадочный румянец горел на её лице, глаза туманились, утратив свой обычный влажный блеск.
Кохияма хотел, чтобы Тэрада осмотрел её, но тот заявил, что не может оторваться от работы.
— Что же делать? — спросила Сатико Кохияму, набивая пузырь льдом.
Можно было позвать Катасэ, ведь он всего год назад проходил стажировку в университетской клинике и был здесь сейчас единственным человеком которому известны новейшие методы лечения. Кроме того, он наблюдал течение болезни у Убукаты. Но Эмма наотрез отказалась от его услуг, да Кохияма и сам не очень хотел к нему обращаться.
— Ладно, я попробую вызвать господина Канагаи, — сказал Кохияма и вышел из комнаты.
Никаких других врачей приглашать сюда не разрешалось. Может, пойти к профессору Нисидзаке и попросить у него разрешения позвонить по телефону? Или лучше к Хамуре? Правда, не хочется попадаться на глаза взбалмошной хозяйке, да и встреча с самим хозяином квартиры не сулит ничего хорошего.
Дверь открыл седовласый профессор. В квартире было очень тихо, как обычно бывает в доме стариков, удалившихся на покой. Выслушав просьбу Кохиямы, профессор растерянно почесал в затылке и с виноватой улыбкой произнёс:
— Вот незадача…
Профессор медицинского факультета Нисидзака, когда достиг предельного возраста, установленного для государственных служащих, в порядке исключения благодаря своим связям получил право на пожизненное зачисление в штат института. Всякие разговоры по телефону обитателям «загородной виллы» были сейчас категорически запрещены, и старый профессор боялся неприятностей, если он позволит Кохияме воспользоваться своим телефоном.
Да и вообще профессор Нисидзака впервые в жизни сталкивался с таким серьёзным испытанием, как опасность заражения чумой, и был чрезвычайно напуган. Однако прямо отказать Кохияме он не решился.
— Поймите, профессор, ведь речь идёт о жизни и смерти. Вы всегда честно служили медицине и людям, вы не можете оставить человека в беде. — Кохияма решил сыграть на гуманных чувствах старого профессора, другого выхода у него не было.
— Н-да, положение затруднительное, — промямлил Нисидзака. — Ну да ладно, сделаем вот что. Мы с женой закладываем ватой уши, и мы ничего не слышали — ни как вы пришли, ни как вы ушли. — И профессор скрылся в комнате.
Телефон стоял в передней, и Кохияма тотчас же снял трубку и набрал номер клиники. Как он и предполагая, Канагаи уже ушёл. Кохияма позвонил домой. К телефону подошла жена Канагаи.
— К сожалению, его нет дома, — сказала она. — Он уехал на встречу однокашников по университету.
— А где они встречаются?
— В Хаконэ.
— Где именно?
— Он мне не сказал.
— Когда он должен вернуться?
— Обещал завтра днём…
Значит, они там будут ночевать. Возможно, поэтому он сегодня не появился в изоляторе.
Почувствовав, что жена Канагаи к последнему его вопросу отнеслась с некоторым подозрением, Кохияма попросил передать доктору, что звонил «корреспондент Кохияма», и повесил трубку.