Пусто на сердце, в нём отзвука нет.
— Недурно, — с иронической улыбкой заметил Кохияма.
— Или вот ещё:
Осень. Перекрёсток сверкает в закатных лучах.
Экипажи катят по мостовой…
Я в шумной толпе, но кажется мне.
Что я уже мёртвый, что я не живой.
Позвольте, — перебил его Кохияма, — но ведь того Тэраду, кажется, звали иначе. Его имя было Киёси…
Кохияме представился Тэрада в сибирском лагере военнопленных. Вот он стоит на заснеженной земле у колючей проволоки и бормочет стихи, возможно, в них он изливал свою тоску по родине.
— Я тогда переменил имя, — неожиданно ответил Тэрада.
— Переменили?
— Да. Не я был первый, не я последний. В своё время меняли имена и Като Киёмаса, и Кусуноки Масасигэ, и Кацура Когоро[3]. К тому же у меня были для этого очень серьёзные основания. Бывает, правда, что голову спрячешь, а зад торчит. Но мне нужно было во что бы то ни стало скрыться под чужим именем. Ведь я служил в 731-м отряде.
— В отряде Исии? — воскликнул ошарашенный Кохияма.
Тэрада сказал об этом с удивительным спокойствием, словно дело касалось не его, а кого-то другого. Отряд Исии! Слухи об этом отряде, сформированном во время войны, ходили до сих пор, и вряд ли кто-нибудь из журналистов, так или иначе соприкоснувшихся с медициной, ничего о них не знал.
Отряд Исии назывался ещё Управлением водоснабжения и профилактики Квантунской армии. Был он также засекречен под названиями «отряд Того», «отряд Камо» и, наконец, 731-й отряд.
Начальник отряда генерал-лейтенант медицинской службы Сиро Исии — изобретатель так называемого фильтра Исии, который, как считалось, имел огромное значение для водоснабжения в полевых условиях. Это было приспособление для очистки воды, где использовалась особая фильтровальная пластина, изготовленная из обожжённого диатомита. Любую грязную воду фильтр Исии превращал в чистую, пригодную для питья. Говорят, что в цистернах для воды, которыми в настоящее время пользуются Силы обороны[4], также применяется фильтр Исии. Однако свою известность отряд Исии получил отнюдь не в связи с этим изобретением.
Печальной славой своей отряд Исии обязан тому, что его задачей было производство бактериологического оружия. Создан он был в 1930 году, сразу же после маньчжурских событий. В составе Квантунской армии он назывался 731-м отрядом, которым командовал Сиро Исии — не только изобретатель знаменитого диатомитного фильтра, но и инициатор применения бактериологического оружия. Отряд занимался тем, что готовил для бактериологической войны культуры болезнетворных бактерий.
Но не только поэтому об отряде Исии до сих пор говорили со страхом, была ещё и другая причина. Когда Советский Союз объявил Японии войну и неизбежность поражения империи стала очевидной, главная база отряда, расположенная в предместье Харбина, была взорвана, а несколько сот заключённых, на которых производились опыты, были отравлены или расстреляны, а трупы их сожжены. А ещё раньше такой же эксперимент проводился над тремя тысячами заключённых, и улики, конечно, тоже были уничтожены.
В отряде насчитывалось около трёх тысяч человек военнослужащих и вольнонаёмных. Но из опасения, что за совершённые преступления может последовать возмездие, большая часть личного состава была срочно демобилизована и направлена на родину ещё до того, как Квантунская армия вступила в соприкосновение с советскими войсками. Таким образом, всем, кто служил в 731-м отряде, удалось уйти от ответственности, скрыть своё преступное прошлое, впоследствии эти люди стали работать в лечебных либо в научно-исследовательских учреждениях, органах здравоохранения, в фармацевтических фирмах. Незаметно они растворились в общей массе, и об отряде, вселявшем ужас во время войны, осталось лишь жуткое предание.
— Говорят, что генерал Исии раньше всех удрал на самолёте домой? — помолчав немного, спросил Кохияма.
— Для меня Маньчжурия была второй родиной, — с дрожью в голосе отвечал Тэрада, — поэтому я отказался от своего права в числе первых вернуться на родину и из Харбина уехал в Мукден. Тем временем туда вступили советские войска. Стали вылавливать разбежавшихся японских солдат, меня тоже взяли в плен. В городе свирепствовали эпидемии, я не мог не оказать помощь больным, меня и сцапали. Скрыть фамилию я не сообразил, изменил только имя и выдал себя за рядового солдата санитарной службы. Но избежать плена всё равно не удалось.
Они поднялись по пологому склону и оказались позади парка Инокасира, знаменитого своей рощей гигантских криптомерии. Здесь было тихо, огромный, шумный Токио с его бесконечным потоком пешеходов и машин, с его шумом и автомобильными катастрофами, казалось, был далеко. Крутые улицы, поднимавшиеся в гору и сбегавшие вниз, были пустынны. Лишь изредка проедет на машине кто-нибудь из местных жителей или промелькнёт автофургон, доставляющий товары на дом. И снова тишина: ни лязга трамваев, ни автомобильных гудков.
Тэрада умолк и остановился у ворот двухэтажного бетонного дома окружённого белой каменной, оградой. Ворота были массивные, дубовые. Такие сейчас редко встретишь. На воротах висела табличка: «Дом сотрудников Института микробиологии Каньо».
С хмурым видом Тэрада открыл калитку. Следом за ним вошёл Кохияма. Двор оказался неожиданно большим. Похоже было, что, кроме жилого дома, здесь собирались строить ещё какое-то здание: в глубине двора лежали аккуратно сложенные бетонные блоки. Светло-серый дом отчётливо выделялся на фоне тёмной зелени парка, расположенного позади. Фасад украшали великолепные подъезды в современном европейском стиле. В каждом подъезде было, по-видимому, не более двух довольно больших квартир.
Подойдя к двери с табличкой «Убуката» и нажав на кнопку звонка, Тэрада повернул к Кохияме бледное как полотно лицо и быстро проговорил:
— То, что я вам сегодня рассказал, Кохияма, — это всё в прошлом. Но, возможно, вас ждут ещё и не такие неожиданности.
Кохияма улыбнулся, но ему вдруг почему-то стало не по себе. Однако взволновали его не столько странные слова Тэрады, сколько предстоящая встреча с Эммой.
— А, Тэрада-сан! — Дверь им открыл молодой человек в очках, с узким нервным лицом, он был в белом халате, по-видимому сотрудник Института микробиологии Каньо. Увидев за спиной Тэрады незнакомого мужчину, он удивлённо вздёрнул тонкие брови.
В квартире стоял сильный запах какого-то лекарства. Молодой человек и Тэрада говорили о чём-то шёпотом. Затем Тэрада громко сказал:
— Итак, Кохияма-сан, я полагаюсь на ваше обещание: о делах, связанных с исследованиями покойного, никому ли слова.
— Конечно, — поспешил ответить Кохияма. — Ведь на этом условии вы меня и взяли с собой.
Никакого обещания Кохияма, разумеется, не давал, но сейчас он не мог ничего иного ответить Тэраде.
Из передней они прошли в комнату. Резкий запах креозота чувствовался здесь ещё сильнее. Комната, в которой стоял рояль, походила на гостиную. В глубине сидел мужчина, тоже в белом халате. Он перелистывал какие-то бумаги: по-видимому, это были бумаги покойного. Рядом с ним с задумчиво-рассеянным видом сидела Эмма. Она подняла на вошедших большие чёрные глаза, в которых стояли слёзы, и молча ответила на поклон.
— Сегодня наконец стало известно, отчего умер Убуката, — склонившись к Кохияме, прошептал Тэрада.
— А он умер не от воспаления лёгких?
— Это было очень похоже на воспаление лёгких. Очень. Но оказалось совсем другое!
— Что же именно?
— Лёгочная чума.
— Чума?! — Поражённый, Кохияма так и застыл на месте с раскрытым ртом.
3
— Это вы и имели в виду, когда обещали мне «ещё и не такие неожиданности»? — переведя наконец дух, раздражённо спросил Кохияма. Он пристально всматривался в длинное, костлявое лицо Тэрады, но на нём трудно было что-либо прочесть.
— Я это предполагал, но точно ещё ничего не знал, — ответил Тэрада.