Это отвращение было непритворным. Право наводило на Сезанна скуку, истинной же его страстью стало рисование, стала живопись. Естественно, признаться в этом отцу он никак не мог, поскольку в ответ услышал бы лишь очередное саркастическое замечание. «Талант губит, кормят деньги». А что если открыться матери? Элизабет была женщиной нежной, мечтательной, даже, можно сказать, фантазёркой. Страсть сына к живописи не казалась ей предосудительной. Но страсть и выбор профессии отнюдь не одно и то же. «Что ж, хотите, чтобы я стал юристом? Пожалуйста!» В конце концов, отличный способ добиться того, чтобы тебя оставили в покое, — сделать вид, что подчиняешься. Но у Сезанна был план, который постепенно обретал всё более чёткие очертания. Его ненависть к юриспруденции была столь сильна, что ради избавления от неё все средства были хороши.
Сезанн не знал, что, пока он мучился сомнениями и пребывал в меланхолии, в Париже разыгралась настоящая драма. Эмиль был серьёзно болен. По возвращении из Экса он свалился в беспамятстве. Полтора месяца его не отпускала лихорадка. Он чувствовал стеснение в груди и видел впереди лишь чёрный тоннель… Он метался в беспросветной тьме ночи и вынырнул из неё опустошённым, разучившимся говорить, с расшатанными зубами. Бедняга Золя!
Сезанн вяло познавал премудрости юриспруденции, но при этом прилежно посещал занятия в школе рисования. В его голове зрела мысль: бежать, бежать во что бы то ни стало. Поль обратился к Золя с просьбой навести справки об условиях поступления в парижскую Академию изящных искусств. Муниципальная школа рисования Экса была своеобразным мирком, в котором, как в котле, кипели юношеские амбиции. Нума Кост, Трюфем, Солари, Вильвьей образовали кружок подающих надежды художников, в общении друг с другом они находили стимулы для творчества, соревнования, иллюзий. Поль подружился там с неким Жаном Батистом Шайаном, крестьянским парнем могучего телосложения с бычьей шеей и красной физиономией, поражавшим всех своей наивностью. Сезанн потешался над его простодушием: Шайан полагал, что в учёбе нет никакого смысла, нужно просто дать волю своему природному таланту. Неужто им не по плечу то, что смогли сделать Рембрандт и Ван Дейк [35]? Но Сезанну одного природного таланта было мало. Ему требовался учитель, требовались основы, ориентиры. Конечно, папаша Жибер отнюдь не гений, его теории давно устарели, но у него Поль узнал, по крайней мере, некоторые базовые принципы, к которым относился со своеобразной смесью почтения и презрения. Всё неведомое пугало его. «Страшная штука жизнь!» И кто бы мог подумать, что этому робкому, неуверенному в себе юноше предстоит совершить переворот в живописи? Пока же он пытался работать с живой моделью. В школе рисования — дань «академической» программе — начинающие художники рисовали обнажённого натурщика, получавшего по одному франку за сеанс. Первые опыты Поля на этом поприще были не слишком удачными. Его манере недоставало изящества. Из-под его руки выходили грубые, безжизненные формы, изобличавшие в их авторе человека, ещё не познавшего любви, хотя друзьям его нравилось о ней поговорить, причём Байль проповедовал «реализм в любви», а Золя — «идеализм» и возвышенность чувств, видя в этом единственное спасение от окружавшей их серой действительности.
Это был очень красивый дом, «бастида» [36], как говорят в Провансе, бывшая загородная резиденция губернатора этой провинции маркиза де Виллара. Жаде Буффан, пристанище ветров. Построенное в XVIII веке здание с солидным фасадом, высокими окнами и черепичной крышей пряталось в зелени парка, в самом конце каштановой аллеи, деревья которой отражались в зеркальной глади пруда. В наши дни поместье Жа де Буффан оказалось зажатым между шоссе и широким уродливым проспектом с бесконечной вереницей гаражей, автосалонов и растущих как грибы зданий, по которому можно добраться в западную часть Экс-ан-Прованса. Но тогда, в 1859 году, когда Луи Огюст Сезанн сделал себе такой подарок, вокруг этого загородного имения, расположенного в двух километрах от центра города, простирались лишь виноградники и бескрайние луга. Вдали виднелась белоснежная громада горы Сент-Виктуар. Отныне у Луи Огюста, каку любого приличного эксского буржуа, был собственный загородный дом, но триумфатором он себя не чувствовал. За свой каприз он заплатил 80 тысяч франков, что для него было сущей безделицей. Дом, конечно, знавал лучшие времена. Парк был сильно запущен, внутренние помещения здания требовали ремонта. Но делать его Луи Огюст не собирался. Он рассматривал поместье в первую очередь как удачное вложение капитала. Помимо всего прочего, его приобретение породило в Эксе массу сплетен. Над Сезанном смеялись, говорили, что у него замашки нувориша. А посему Луи Огюст старался не давать лишних поводов для осуждения, не привлекать к себе лишнего внимания: непригодные для жилья помещения он просто-напрос-то запрёт, а старый парк так и оставит заброшенным, пусть природа сама о нём позаботится.
35
Харменс ван Рейн Рембрандт (1606–1669) — нидерландский художник, рисовальщик и гравёр, крупнейший представитель «золотого века» голландской живописи.
Антонис ван Дейк (1599–1641) — фламандский живописец и график, мастер придворного портрета и религиозных сюжетов в стиле барокко.
36
Бастидами в Средние века называли небольшие укреплённые селения на юге Франции, окружённые валом с башнями для защиты от нападений, а также деревянные осадные башни и сторожевые башни на городских стенах (на севере страны использовалось название «бастилия»). (Прим. ред.)