А что происходило в клане Золя? Эмиль, естественно, никак себя не проявил и даже не тронулся с места. Но один из его друзей, критик Тьебо-Сиссон, опубликовал в «Ле Тан» статью, в которой почти дословно повторил то, что писал в романе «Творчество» Золя: Сезанн «не в состоянии по достоинству оценить себя, он не способен извлечь из своей концепции, пусть и новаторской, всю ту выгоду, которую извлекли из неё более ловкие люди; одним словом, он слишком слаб, чтобы реализовать то, что первый нащупал, и показать всё своё мастерство в законченных работах». В общем, опять всё то же.
Между тем картины его раскупались. Богатые коллекционеры, следуя советам искушённых в этих вопросах знатоков живописи, наведывались в лавку Воллара и покидали её с приобретениями. Цены пока ещё были вполне сходными, но уже начали подрастать, отдельные полотна шли по 700 франков. Через 20 лет они будут стоить в триста раз дороже…
Слухи о парижской выставке дошли и до Экса, города фонтанов, города искусства, как его стали теперь называть. Там даже появилось собственное «Общество друзей искусства». По его инициативе в декабре 1895 года в Эксе была организована первая художественная выставка. При её подготовке сразу же встал вопрос: как быть с Сезанном? Обойтись без него? Ведь он псих, он пишет ужасные картины с какими-то странными голыми женщинами. Но, с другой стороны, он уроженец Экса. И всё же земляческая солидарность сделала своё дело — два члена «Общества друзей искусства» были делегированы к Сезанну с предложением принять участие в выставке. Художник был искренне тронут. Он с радостью согласился на это предложение и даже подарил каждому из эмиссаров по своей картине. Один из них, правда, отказался от подарка под тем предлогом, что его жена не любит современное искусство.
Сезанн отправил на выставку два полотна: «Хлебное поле» и один из видов горы Сент-Вик-туар. Организаторы растерялись. Куда повесить эту мазню? В Эксе подозревали, что ажиотаж вокруг Сезанна устроен в Париже с единственной целью — посмеяться над ними, земляками художника. Картины повесили над входной дверью в расчёте на то, что на них мало кто обратит внимание. Расчёт себя не оправдал. Посетители выставки были почти единодушны: если в Париже подобные вещи пользуются успехом, то лишь потому, что все парижане чокнутые.
Сезанн почтил своим присутствием банкет по случаю закрытия выставки «Общества друзей искусства», но едва не устроил там скандал, поскольку один из выступавших принялся петь дифирамбы Кабанелю и Бугро [219], которых сам он считал никчёмными художниками. Парижский успех не принёс ему никакого морального удовлетворения: он не поверил в него, он его не прочувствовал. Может быть, над ним просто в очередной раз решили посмеяться?..
ПОСЛЕДНИЙ КРУГ
Но не следует думать, что в достопочтенном городе Эксе проживали одни лишь кретины и недоброжелатели Сезанна. Как-то воскресным вечером весной 1896 года художник сидел на бульваре в кафе «Орьянталь» в компании Коста, Солари и друга своего детства булочника Анри Гаске. Мужчины беседовали, наблюдая за фланирующей по бульвару публикой, вышедшей на вечерний променад после воскресной службы. Вдруг перед их столиком остановился молодой человек и почтительно поклонился Сезанну. Это был Иоахим Гаске, сын Анри, пылкий и талантливый начинающий поэт. Он был женат на юной красавице, недавно движением «Фелибриж» [220]избранной королевой красоты, сейчас бы её назвали «мисс Прованс». Юноша попросил разрешения выразить художнику своё восхищение: на выставке, организованной «Обществом друзей искусства», он увидел его картины и нашёл их просто великолепными. Сезанн, не узнавший сына друга и решивший, что дерзкий молодой человек хочет над ним посмеяться, грубо оборвал поток его излияний, но в разговор своевременно вмешался отец юноши. Так завязалась эта новая дружба.
Иоахим Гаске рассказал об этом эпизоде в своей прелестной книжке, ставшей неоценимым источником информации о последних годах жизни художника: «Эти два полотна открыли мне новый мир красок и линий, почти целую неделю я ходил под впечатлением от этого своего открытия» [221]. С самой первой встречи Сезанн стал считать Гаске своим добрым другом. Он так проникся к нему, что даже пообещал подарить столь приглянувшуюся ему картину — вид горы Сент-Виктуар. «Он пребывал в состоянии невероятного нервного возбуждения. Он раскрыл передо мной свою душу, жаловался на отчаяние и смертельное одиночество, на те муки, на которые обрекали его живопись и жизнь в целом». Первую неделю после знакомства старый художник и молодой поэт виделись почти ежедневно. Молодость Гаске словно придавала Сезанну силы и веру в себя. «Он не любил о себе рассказывать, но на пороге той жизни, которую я для себя избрал, хотел, по его словам, передать мне свой опыт. Он очень сожалел, что я не художник. Он пребывал в состоянии невероятного нервного возбуждения». Сезанн словно нашёл себе ещё одного сына. Но буквально через несколько дней его поведение резко изменилось: он замкнулся, отказывался от встреч с Гаске, объявил ему, что должен срочно уехать в Париж, хотя сам по-прежнему оставался в Эксе. Столкнувшись как-то с молодым поэтом на улице, он сделал вид, что не узнал его. Спустя некоторое время Гаске получил странное письмо, которое, как он признаётся, долго не решался предать гласности. Вот отрывок из него:
219
Адольф Вильям Бугро (1825–1905) — французский живописец академической школы, ярый противник импрессионизма.