Кроме того, он обладал самым совершенным летиче-ским интеллектом. Оптическая нервная система Шер-Хана могла бы обрабатывать информацию для небольшого правительства или большой корпорации. Плотность нервных окончаний по всему телу – особенно в металлической мускулатуре и коже – была выше, чем у живого существа. Р-120 не программировали – их тренировали. Технология тигров, птиц и других киберзверей – пауков, носорогов, электрических скатов – разрабатывалась в таком секрете, что даже президент узнала кое-какие детали лишь после неудавшегося вторжения в Мексиканском заливе. Годы общенациональной паранойи окупили себя меньше чем за двадцать часов: земля разверзлась и оттуда, как фурии из преисподней, на волю хлынули киберзвери. У противника не осталось ни единого шанса, твари подобно циркулярной пиле кромсали их эшелоны.
Теперь их рассекретили, параноидальные инвестиции многократно окупились, но локхидовские смертоносные хищники снова рыскали по пустыням и дебрям, на этот раз выслеживая жертвы иного рода. Они бесшумно скользили в ночи, всеми своими глазами, ушами, радарами неумолимо отыскивая червей, горпов и прочую мерзость, затаившуюся в темноте. Работая в контакте с ажурными, как паутина, птицами– шпионами, бродяги обшаривали самые глухие уголки, холмы и долины, которые были слишком опасны или недоступны для людей. Звери действовали автономно или помогали разведывательным командам, если возникала такая нужда.
Это было смертоносное партнерство, закаленное огнем и яростью. Птицы-шпионы парили в высоте, наводя на цель и иногда даже помечая ее иглами-передатчиками, а киберзвери преследовали, настигали и убивали. Там, где это было безопасно, тигры сжигали цель, в остальных случаях – усеивали несчастную жертву сотнями и тысячами взрывающихся гранул. При этом показатель гарантированной смерти превышал девяносто процентов. Цель вижу – цель уничтожена.
Будучи атакованными или не в силах справиться с жертвой, звери подрывали себя. Не одно гнездо червей было уничтожено таким способом. Эти машины нельзя остановить, задержать или отозвать назад, они умели только выслеживать, убивать и возвращаться для профилактики и перевооружения.
Жалко, что армия столько времени засекречивала их. Мы могли бы их использовать в Вайоминге, Вирджинии, на Аляске – и в первую очередь в Колорадо.
Ходили слухи, что следующее поколение механималь-ных хищников будет выглядеть и действовать точно так же, как черви. Микрохищники примут облик тысяченожек. Я надеялся, что это только сплетни. Мне бы не хотелось, чтобы люди сотрудничали с хторрами, пусть даже кибернетическими. Механимальный двойник червей – такой кошмар невозможно перенести.
– Марано? – вызвал я вторую машину. – Вы нас прикрыли?
– Вы в такой же безопасности, как дитя на руках у мамочки, – рассмеялась она.
– Спасибо, мамуля, – ухмыльнулся я и натянул на голову шлем виртуальной реальности. Приладил его поудобнее к глазам и ушам – и вдруг, после шока от внезапного перехода к виртуальной реальности, я уже видел все сверкающими глазами Шер-Хана, слышал его чуткими ушами.
Знакомо сместилась цветовая и звуковая гамма, внеся в окружающий мир странность киберпространства. Поскольку киберсоздания могли видеть и слышать за пределами возможностей человеческого глаза и уха, их сенсорика сжималась, регулировалась и адекватно транслировалась, чтобы создать соответствующее восприятие у человека. Теперь я мог видеть все – от теплового излучения до радиоволн, мог слышать подземный гул и тоненький писк ядовитых жигалок. К счастью, шлем не передавал запахи, от которых наизнанку вывернет, окажись ты снаружи. Если бы он это делал, то я сомневаюсь, что кто-нибудь надел бы его во второй раз.
– Керл? – спросил тигр; звук был мягкий, мяукающий. Это был знак, что он вооружен, полностью готов и сейчас с пристальным любопытством сканирует окрестности. – Керл?
Я дернул подбородком, и Шер-Хан бросился вперед. Мы скользили вверх по склону – к поджидающей роще волочащихся деревьев.
«Горячее кресло», передача от 3 апреля.
Гость. Доктор Дэниэль Джеффри Форман, создатель модулирующей тренировки. Исполняющий обязанности председателя «Сердцевинной группы». Автор тридцати научно-фантастических романов, нескольких неоднозначных телевизионных сценариев, шести книг по машинам летиче-ского интеллекта и человеко-машинным интерфейсам, а также двенадцати работ, посвященных «технологии сознания». Из-за венчика седых волос, окружающего его голову, Формана иногда называют «гномом, изображающим из себя Эйнштейна».
Хозяин. Ужасный Джон Робинсон, он же «Рот, Который Орет». По словам критиков, «Самый уродливый мужчина в мире». «Его прыщавая кожа, отвисшие брылы и чрезмерно приплюснутый нос демонстрируют, что может полупиться, если скрестить самого уродливого бульдога с летучей мышью-вампиром». «Его скрипучий голос обладает очарованием мусороуборочной машины, работающей под вашим окном в три часа ночи». «Его манеры отталкивающи и оскорбительны, его интервью – не беседы, а тщательно рассчитанные нападения». «Раболепный, коварный, хитрый и злой – и это если он вас любит». «Уродливый и жестокий мальчишка, который наконец-то осуществил главную меч-ту своей жизни – получил возможность поквитаться с каждым, кто, по его мнению, когда-либо что-либо ему сделал, а это – каждый человек в этом мире». «Только дурак или мессия рискнут появиться в „горячем кресле“ Ужасного Джона. До сих пор ни одного мессии там не было».
РОБИНСОН. Ходят слухи, доктор Форман, что вы – один из лидеров тайного общества, захватившего контроль над правительством.
ФОРМАН (смеется). Меня еще называют либералом. Политический диалог в нашей стране может принимать довольно порочные формы.
РОБИНСОН. Так, значит, вы утверждаете, что это неправда? Вы и ваши дружки не действуете как теневой кабинет, втихомолку направляющий курс нации, равно как и Северо-Американской Оперативной Администрации?
ФОРМАН (удивленно, раздраженно). Насколько я знаю, страной по-прежнему управляет президент.
РОБИНСОН. В Капитолии поговаривают, что вы контролируете ее мысли.
ФОРМАН, Президент сама контролирует свои мысли, я уверен. У нее имеется ряд советников. Насколько мне известно, она внимательно выслушивает всех, но потом принимает свое решение.
РОБИНСОН. Но она обращается к вам за нем-то большим, не так ли? За тем, что она называет «создание консенсуса», а вы зовете контекстуальной трансформацией – разве я не прав?
ФОРМАН. Я польщен, Джон, Звучит так, словно вы действительно проработали вопрос, для разнообразия, РОБИНСОН. Я прочел вашу книгу «Области деятельности и открытия», когда учился в колледже. Не обольщайтесь, это было обязательное чтение. Вам понадобилось 875 страниц, чтобы доказать, будто жизненная позиция любой организации определяет производимые ею результаты. Надо только создать соответствующий контекст – и желаемые результаты у вас в шляпе.
ФОРМАН. Вы, должно быть, пропустили первую главу, Джон. На самом деле я доказывал, что создание контекста можно сравнить с волшебством. Причем это вовсе не означает, что результаты будут получены немедленно; когда вы закончите, изменится только одно – восприятие участников. Но именно в этом и заключается вся задача контекстуальной трансформации – изменить восприятие участников с «не могу» на «могу».
РОБИНСОН. Не это ли вы пытаетесь проделать с правительством Соединенных Штатов? Воздействовать на него с помощью этого вашего мумбо-юмбо-колдовства?
ФОРМАН. Фактически нет. Мы ничего не пытаемся делать с правительством Соединенных Штатов или каким-либо другим институтом власти. Правительство – лишь инструмент, а меня интересует трансформация людей, которые пользуются этим инструментом.
РОБИНСОН. Значит, вы все-таки причастны к манипулированию сознанием выборных должностных лиц?