Гисукэ Канэзаки и присниться не могло, что пройдёт не так уж много дней и всё перевернётся, предвещая его фиаско.
Меж тем обычная жизнь шла своим чередом. Магазин сантехнического оборудования, неожиданно быстро доставил Канэзаки заказанную им полистироловую ванну. Она по всем параметрам точно соответствовала желанию заказчика. В последнее время уже стали появляться ванны с глубоким дном, соответствующие привычкам японцев.
На переоборудование обветшалой бани пришлось потратиться. Хозяин магазина сказал, что придётся менять всё, начиная с кафельного пола. Обойдётся это в сто пятьдесят тысяч иен. Гисукэ согласился со сметой и дал распоряжение начать работы.
Ему очень понравились и форма и нежно-розовый цвет ванны. Ясуко попробовала взбунтоваться. Взглянув на ванну, она скривила губы и сказала, что это сооружение напоминает гроб, а узнав, какие предстоят расходы, и вовсе надулась.
Однако на сей раз ей не удалось одержать верх над мужем. Не считаясь с её недовольством, Гисукэ велел продолжать переоборудование. Рабочие трудились два дня: снимали кафель, устанавливали краны, потом заново покрывали всё кафелем. Работа оказалась трудоёмкой. Наконец новая ванна встала на отведённое ей место и приготовилась принять первого купальщика.
Таковым, естественно, оказался Гисукэ. Ясуко в знак протеста вместе с прислугой отправилась в общественную баню. Ну что ж, пусть покуражится, пока не привыкнет. Честно говоря, Гисукэ самому было немного не по себе, когда он в первый раз перешагнул высокий борт. Впрочем, это чувство скоро прошло. Он с наслаждением погрузился в воду по самые плечи и полностью вытянул ноги. Ванны в отелях, сделанные точно по европейскому образцу, были менее удобными.
Если женщины не пожелают тут купаться, он в накладе не останется — станет единоличным хозяином этого чуда. Как хорошо вот так лежать вытянувшись, никакого сравнения с деревянной коробкой! А прикосновение к гладкому пластику и нежно-розовый цвет необыкновенно приятны. И вообще, всё как в квартире Кацуко. Кажется, стоит позвать, и Кацуко возникнет прямо тут, в воде, рядом с ним. Он даже непроизвольно отодвинулся, словно освобождая место для прекрасного нагого тела своей возлюбленной. Кто знает, может быть, это и есть трансцендентное единение…
Кацуко ещё не вернулась из Токио. Её соседка сказала, что она уехала на месяц, значит, ждать остаётся ещё две недели. А за те две недели, что уже миновали, произошли важные события. Он отлично поработал, был собран, сосредоточен, не отвлекался, потому что не рвался в Намицу. Будь Кацуко дома, он мотался бы туда-сюда и не сумел бы полностью отдаться делам. Оказывается, женщина и политика не всегда совместимы.
Но, как бы ни преуспел он в работе, тоска по любимой всё равно сильна. Так бы и полетел к ней! Наверное, идеальный вариант, когда удаётся распределить время между работой и любовью. Надо попытаться именно так организовать свою жизнь, когда Кацуко вернётся из Токио… До чего долго тянется этот месяц: кажется, целая вечность прошла с тех пор, как он в последний раз видел её прекрасное лицо. После разлуки одной ночи будет мало, он постарается задержаться на горячих источниках подольше…
Полежав немного, Гисукэ принялся крутиться в воде, как это делала Кацуко: на спину, на один бок, на другой, на живот, очень полезно, улучшает кровообращение…
При каждом повороте ему казалось, что вот-вот раздастся её голос, и он продолжал вертеться уже не с оздоровительными целями, а как бы пытаясь вызвать прекрасный образ. Если бы сюда случайно заглянула жена или прислуга, они бы наверняка подумали, что хозяин дома тронулся умом.
И вдруг в один миг всё перевернулось, всё провалилось в тартарары. Из Асия пришла телеграмма от Мицухико Сугимото. "СВОЮ КАНДИДАТУРУ СНИМАЮ РЕШЕНИЕ БЕСПОВОРОТНО ПРОСТИТЕ".
Снимает кандидатуру… значит, не будет мэром… и решил это бесповоротно… До Гисукэ с трудом доходил смысл телеграммы. А когда дошёл, всё поплыло перед глазами, фусума дрогнули, потолок перекосился.
Немного опомнившись, он бросился звонить в Асия. Трубку взял кто-то из членов семьи и сказал, что Сугимото-сан сегодня утром уехал, куда и когда вернётся — неизвестно… Старик сбежал…
Сбежал?.. Да нет, конечно, никуда он не уехал, просто не хочет подходить к телефону. Что же случилось? Почему вдруг такой категорический отказ после такого радостного согласия?.. Гисукэ заметался по комнате. Надо срочно ехать в Асия. Настоять, чтобы Сугимото его принял. Уговорить, уломать, пристыдить, упасть на колени…
Отказ Сугимото баллотироваться был для Гисукэ настоящей катастрофой. Три дня назад вышел специальный номер "Минчи", посвящённый кандидату на пост мэра Мицухико Сугимото. Реакция горожан превзошла все ожидания — в Мизуо ликовали. И вдруг такое! Авторитет газеты упадёт ниже нуля.
Но этим дело не ограничится. Никто не станет разбираться, Гисукэ Канэзаки обвинят в ложной информации. Из бойца, одинокого волка, сражавшегося с целой собачьей сворой, он превратится в дурака, вруна, пустозвона. Станет предметом насмешек всего города.
Но самым нестерпимым будет торжество Мияямы. А он-то ещё собирался подрезать крылья этому зарвавшемуся честолюбцу! Его сторонники будут смеяться, рассказывая на каждом углу, как Канэзаки сел в лужу. Гисукэ представил себе лицо Мияямы: от смеха глаза за стёклами очков превратились в щёлочки, а рот-бантик растянулся. Его передёрнуло.
Сидя в ночном поезде, Гисукэ думал об одном: что же произошло? Неужели отказ Сугимото — результат махинаций Мияямы?! Скорее всего, этот прохвост помчался к старику, начал плакаться, прикидываться этаким несчастненьким, невезучим… А ведь какую радость изобразил, узнав, что Сугимото согласен баллотироваться! Как хорошо, мол, как нам повезло, сейчас же приступлю к подготовке предвыборной кампании, так буду занят, что в ближайшее время и вырваться не смогу, чтобы лично поздравить старика… Вот и приступил… К чему только?..
Ладно, с Мияямой всё более или менее ясно: пустил в ход всю свою пакостную хитрость, чтобы воздействовать на старика. Но Сугимото?! Он-то как мог поддаться на уговоры? Как бы хорошо он к Мияяме ни относился, как бы ни покровительствовал ему в прошлом, но человек он отнюдь не бесхарактерный, чтобы пойти у кого-то на поводу. Наоборот, Сугимото всегда славился своей настойчивостью, упорством, умением довести начатое до конца. Или это уже нечто старческое, если не маразм, то вялость, равнодушие, что ли? В таком случае, пожалуй, можно будет на него воздействовать, уговорить вернуться на прежние позиции. Мол, не по-мужски это — нарушать данное слово… Сейчас у Гисукэ было совершенно другое состояние, чем во время первой поездки в Асия. Тогда надежда превалировала над решимостью нажать на старика, а ныне надежды поубавилось, но решимость ринуться в атаку возросла или, вернее, достигла своего предела. И всё равно дурное предчувствие не покидало его. В поезде он не сомкнул глаз.
В Кобе Гисукэ прибыл в шесть утра, ещё только светало. Привокзальная столовая в такую рань была закрыта, и он, даже не выпив чаю, помчался на такси в Асия. Доехал быстро, гораздо быстрее обычного — часы пик ещё не начались.
Нарушая все приличия, Гисукэ вторгся в утренний сон семьи Сугимото. И это ему помогло. Когда он уже собрался заявить, что готов ждать возвращения хозяина хоть целую неделю у порога их дома, старик сам вышел к нему.
Поначалу Гисукэ говорил спокойно, просил одуматься, но Сугимото не соглашался, ссылаясь на какие-то особые соображения. Был он явно смущён. Низко склонив белоснежную голову, пробормотал: "Я очень виноват перед тобой!", но причин отказа так и не объяснил. Гисукэ протянул ему специальный выпуск газеты "Минчи" — как же так, ведь всему городу уже известно, что Сугимото-сан дал согласие баллотироваться, граждане встретили это сообщение с искренней радостью… На лице старика появилось мучительное выражение, однако он сказал, что его решение твёрдо.
Тогда Гисукэ ринулся напролом:
— Что произошло? Мияяма виноват?