Ну я и брякнула! Можно подумать, что только в квартире все дело. Просто уход бывшего мужа означал для подруги наступление в ее жизни спокойного периода, без семейных ссор и сцен ревности, которую в тех обстоятельствах могла не испытывать разве что каменная баба.
А Танькин муж сказал на прощание:
– Достала ты меня своей ревностью.
Мы с ней давно уже пришли к мнению, что во всем, касающемся отношений полов, логика мужчин, мягко говоря, странноватенькая. Обычно они говорят, что женская логика – отсутствие всякой логики, но если взять их самих...
Если мужчина говорит, что жена у него неревнивая, значит, он имеет в виду то, что она не обращает внимания на его шашни. А еще точнее, делает вид, что не обращает. Если же жена не хочет мириться с его походами налево, значит, она чересчур ревнива.
Вот и муж Татьяны отчего-то считал, что виновата в разводе всего лишь неуемная ревность жены, хотя она однажды застукала его с любовницей прямо у той в доме. И учинила скандал, который, по мнению мужа, затевать не имела права.
Это произошло в новогодний вечер. Таня несколько отвлеклась на беседу с соседями по столу – праздновали большой компанией в кафе, – а когда посмотрела вокруг, то не увидела в пределах досягаемости любимого мужа. Как и его молодой соседки по столу.
Татьяна кинулась к машине: та была на месте, под навесом у кафе, подпертая двумя легковушками прибывших позже гостей. Она вернулась в зал – искомые товарищи по-прежнему отсутствовали.
Одна из Таниных приятельниц, приглашенная ею в дамский туалет для беседы, охотно пояснила, что исчезнувшая женщина – новая секретарша Таниного мужа, со своим супругом недавно разошлась, живет одна в своем доме, который достался ей по наследству. И даже назвала адрес.
Татьяна прекрасно водит машину, ключи были в ее сумочке, и она попросила хозяев двух тачек, загораживающих ей проезд, отогнать машины. Те вспомнили, что такое мужская солидарность, попытались разгневанную женщину отговорить от безумства, уверяя, что на улице мороз, машины придется долго прогревать... Но Татьяна, не дослушав, пошла к своей машине и пояснила на ходу:
– Я сейчас сдам назад, и ваши тачки разлетятся в стороны безо всякого разогрева.
Мужикам было жалко свои машины ничуть не меньше, чем попавшего в беду товарища. Проезд безумной бабе пришлось освободить.
Дом, к которому подъехала пылающая негодованием моя подруга, казался безлюдным. Как сказал бы Пушкин, ни огня, ни темной хаты. Татьяна подошла к гаражу и заглянула в приотворенную дверь – в него поставили машину явно только что, – из гаража пахнуло теплом и запахом выхлопного газа. Видно, чтобы замести следы, Танькин муж попросил машину у кого-то из друзей.
Правда, в дом приехавшие могли не зайти. Татьяна поднялась по ступенькам и подергала за ручку дверь, ведущую на веранду – этакие застекленные современные сени, – и услышала, как явственно звякнул крючок на двери. То есть заперта она была изнутри!
Татьяна постучала. Вначале вежливо – никто не откликнулся. Тогда она ударила в дверь ногой раз, другой, раздался грохот, и та соскочила с крючка. Следующая дверь непосредственно в дом была сделана более добротно: чтобы выбить ее, закрытую изнутри на ключ, мощности Татьяниной ноги явно не хватало.
Тогда она обошла со всех сторон дом – окна оказались затянутыми прозрачной пленкой. Прошлая зима была холодной, с сильными северными ветрами, и некоторые частники, закрывая окна пленкой, пытались таким образом сохранить в доме тепло.
Пленка была достаточно плотной, но вовсе не железобетонной. Татьяна схватила кирпич из рядом стоящего штабеля и ударила по окну, с мстительным удовольствием слыша, как осыпается разбитое стекло и писклявый женский голос вопит в трубку:
– Милиция! Милиция!
Я вполне представляла разъяренную Татьяну с кирпичом в руке, разрывающую пленку подобно киношному монстру. Кирпичом она успела лишь приложиться к голове неверного супруга, как приехали работники правопорядка. Наверное, они были поблизости, а вовсе не возле праздничного стола.
Тогда среди ночи нам позвонил Танькин муж и жалобно проблеял, что жену забрала милиция, а он звонит нам из травматологии.
Едва я рассказала о том Артему, как он выскочил из-за праздничного стола – у нас тоже были гости – и помчался выручать мою подругу. У него, к счастью, работал в милиции друг, с которым они когда-то служили в морской пехоте.
Он привез к нам домой Татьяну, полностью растерявшую всю свою воинственность и даже пришедшую в ужас при мысли о том, что она натворила.
Я отпаивала ее валерьянкой, а потом дала снотворное, которое когда-то забыла у нас моя мама, и Таня проспала почти до двенадцати часов дня.
Она и раньше неплохо относилась к Артему, а после случившегося испытывала к нему особое чувство благодарности. Артем и не знал, что ее союзничество зачастую гасило мои самые сильные раздражения в адрес мужа, а от маминого ярлыка «простой шофер» она просто выходила из себя. И однажды даже разругалась с моей родительницей.
– Между прочим, Галина Аркадьевна, вы не помните, как Белка бросала универ? Просто перестала ходить на занятия – и все.
– Был такой прискорбный факт в Белочкиной биографии, – вздохнула мама.
– И кто заставил ее вернуться?
– Я, – довольно покивала моя родительница.
Она еще хотела что-то сказать, но Татьяна перебила ее не очень вежливо:
– Это вам так кажется, Галина Аркадьевна! На самом деле ходить на занятия заставил Беллу ее муж.
– Надеюсь, ты говоришь это несерьезно? – высокомерно поинтересовалась мама. О, она умела ставить на свое место как зарвавшихся подчиненных, так и излишне самоуверенных молодых людей.
Но Танька моя тоже была не лыком шита. В газете она работала репортером, а в качестве хобби печатала критические статьи, такие хлесткие и ядовитые, что молодые литераторы переиначили ее фамилию Шедогуб на Душегуб. Кличка будто приклеилась. Так Татьяну теперь звали даже друзья.
После опубликования разгромной статьи на очередной опус писателя или поэта Татьяне порой приходилось встречаться с разгневанными авторами лицом к лицу, и, насколько я знаю, она ни разу не дрогнула. Не отступила Танька и теперь – ведь в опасности была репутация ее друга!
– Не надейтесь, я говорю это вполне серьезно. Если бы не Артем, ваша дочь была бы теперь не редактором, а какой-нибудь простой швеей-мотористкой или простым кондуктором...
Такого непочтения мать вытерпеть не смогла. Она бросилась прочь из моей квартиры, на ходу бросив Татьяне что-то вроде:
– Хамка!
– Прости, – повинилась Татьяна, – не удержалась. Но если и ты скажешь, что это не Артем помог тебе получить диплом...
– Не скажу, – торопливо сказала я. – Вовсе я не такая неблагодарная, как тебе кажется. И если ты помнишь, я уже не раз заводила с Артемом разговор о том, что теперь его очередь поступать в институт, а он или отшучивается, или делает вид, что меня не слышит...
– Он и в других вопросах ведет себя так же?
– Нет, конечно, в остальном у него прекрасный слух.
– И поведение, – добавила в шутку Татьяна.
– А вот поведение – хуже некуда! Скорее всего произошло то, чего я всегда боялась: он меня разлюбил.
– Ты что, спятила? – даже испугалась подруга. – Да он тебя так любит, что я от зависти зеленею. И думаю: где же ходит мой Решетняк?
– В чужих руках... – огрызнулась я.
Подруга внимательно посмотрела на меня:
– Ох уж эти благополучные жены! Все им не так да не эдак!
И тут уж я разозлилась по-настоящему:
– Значит, по-твоему, я – всего лишь змея и зануда, которая нудит да шипит безо всякой на то причины, вместо того чтобы на своего мужа попросту молиться?!