Она считала, что обманывать детей – самый тяжкий грех. Конечно, и мне приходилось нелегко. Родители добивались от меня выполнения своих требований, заставляя дать честное слово. Тогда я лезла из кожи.
Артем тоже знал об этом, но отчего-то пер на рожон. Я сделала вид, что не поняла его намека. Как говорится, еще не вечер. Потерплю. Истина, похоже, достанется мне нелегко.
Даже Саша при словах товарища огорченно засопел на заднем сиденье, а я едва удержала себя в руках: мне хотелось с места газануть так, чтобы резина с покрышек полетела клочьями. Что я жду от этого рейса? Возвращения блудного мужа в лоно семьи или возвращения ко мне моего возлюбленного? Полно, да есть ли еще он у меня?
Так получилось, что мы выехали вечером. Днем фура грузилась в том самом пригородном совхозе: ведь накладная была у нас на руках.
– Четыре дня попотеем, и целый год можно в кошелек не заглядывать! – приговаривал Саша, выруливая с проселочной дороги на автомагистраль.
Больше всего на свете мой муж не любил брать в долг. Под давлением товарища он согласился на операцию «Клубника», как шутил Саша, но раздражение его не покидало: должно быть, злился на самого себя за мягкотелость. Товарищ его это чувствовал, потому и не просто говорил, а балаболил, чтобы в машине не висело тягостное молчание.
Я, между прочим, подумала, что прежде никто не мог сказать, что у Артема тяжелый характер. Теперь же он на глазах превращался в педантичного зануду.
Прежде он сам не любил, когда при нем говорили о том, чего уже нельзя изменить. Приговаривал: «Чего после драки кулаками махать?» Или: «Снявши голову, по волосам не плачут!»
Мне даже жалко стало Сашу, который разве что на голове не стоял, чтобы развеселить друга.
– Если Валерия и вправду возьмет товар прямо с колес, а нам даст наличку в зубы, мы же станем миллионерами...
Вообще-то рассуждения Саши нельзя было назвать оптимистическими. Как если бы он и сам побаивался риска, к которому склонил друга.
– Лишь бы другой кто не дал нам в эти самые зубы... На дорогу гляди, коммерсант! – хмуро бросил товарищу Артем, хотя Саша столько лет провел за рулем, что мог бы, наверное, вести машину и с закрытыми глазами.
Мне казалось, муж уже жалеет, что дал согласие взять меня с собой, вот и злится, отыгрывается на товарище. Но Саша вроде не обращал внимания на его недовольство. Привык? Неужели Артем теперь и в рейсах такой же невыносимый, как дома?
Ничего, Белла, терпи! Разве ты не для того поехала вместе с ними, чтобы еще раз убедиться, как мало общего осталось теперь между вами? Не говоря уже о любви. От нее точно остались лишь воспоминания. Рожки да ножки, как любит говорить моя свекровь...
Странно, но я только сейчас поняла, что никогда не расспрашивала Артема о его работе. То есть из вежливости я задавала дежурную фразу:
– Как рейс?
И слышала такой же дежурный ответ:
– Нормально.
Мне и вправду казалось, что говорить не о чем. Что Артем мог мне рассказать? «В ту сторону, дорогая, я крутил баранку гораздо медленнее, чем обратно»?
А между тем открытия мои начались чуть ли не с первых километров пути. Нет, я, конечно, слышала прежде возмущенные рассказы водителей о рэкете в мундирах, но даже и помыслить не могла, что обирают водителей эти самые мундиры постоянно, безнаказанно и безжалостно. Куда там сицилийской «коза ностре»! Все дороги России оплетены паутиной рэкетирских поборов: ни один водитель не проскочит ни в какой населенный пункт, не заплатив дани гаишнику. То бишь гибэдэдэшнику, хотя первое слово все еще осталось в ходу.
Бороться с этим так же бесполезно, как подавать в суд на голубей, которые пачкают твой балкон...
– Недавно я вез муку в Белоруссию, – посмеиваясь, рассказывал Саша, – и считал, сколько раз меня остановят на постах. Досчитал до двадцати и плюнул. Сбился со счета.
Теперь мы общались с ним, а Артем перебрался на спальное место и дрых без задних ног, как мне казалось. Еще бы, опять вчера, за несколько часов до отъезда, он пришел домой под утро, поспал всего полтора часа, а потом ему пришлось подниматься.
Это меня так возмутило, что я уже подумывала плюнуть на свое решение пойти с ним в рейс и просто подать на развод, как делают это другие жены. Разбитого не склеишь, говорила я себе. Только зря отпуск изведешь неизвестно на что.
Но я уже успела прикипеть к этой их идее. И сама вложила в нее свою энергию, оформляя нужные бумаги. Так что в конце концов я успокоила себя сомнительным: ничего, потом я все сразу ему припомню!
Пусть спит, мне с Сашей не скучно, он развлекает меня изо всех сил, рот не закрывает. И поет, и стихи читает – вот бы удивилась моя мама: простой шофер, а читает наизусть Высоцкого... Впрочем, нет, она бы не удивилась. По ее мнению, Высоцкий – поэт плебеев. Кому ж тогда его цитировать, если не простым шоферам?
Но я, кажется, тоже не выспалась. Вначале ждала Артема, не могла заснуть, а потом не могла заснуть от злости, потому что на мое предложение поговорить Артем усталым голосом ответил:
– Давай завтра, а? Мне надо хоть часок поспать...
Мой муж наловчился от меня отбиваться: «Давай поговорим завтра», «Я смертельно хочу спать!», «Сколько можно говорить об одном и том же!», «Извини, я устал!» И все в таком роде. Не думаю, что он первооткрыватель в попытках отбиться от выяснения отношений. Прикидываться шлангами пытаются большинство провинившихся супругов.
Как не похож был Артем нынешний на прежнего! Мы и раньше, считая свой брак вполне благополучным, могли с ним ругаться, но он никогда не уходил от ответа, а если был виноват, то просил прощения с самым смиренным видом.
Теперь он не только не делал этого, но и откровенно нарывался, словно хотел своим равнодушием или неприкрытым хамством взорвать наш и без того хрупкий союз.
Поймала себя на употреблении сленга и опять вспомнила маму. По отношению к Артему она не хотела быть объективной ни в чем.
Недавно, зайдя вечером ко мне на кухню, «по пути», как она сообщила, Галина Аркадьевна произнесла:
– Решетняка, конечно, дома нет. Как всегда, в рейсе? – И, дождавшись от меня кивка, протянула: – Подумать только, дома не бывает, а когда успевает!
– Что именно? – напряглась я: в последнее время только и ждала, что мне сообщат какую-нибудь гадость, после чего мой брак с Артемом станет вконец невозможным.
Но даже и в этом случае я не хотела, чтобы кто-то говорил о моем муже плохо. Вспоминались слова старшего брата из известного детского стихотворения: «А когда мне будет надо, я и сам его побью!»
– Знаешь, что сказал мне Антошка? Что отец его друга попал в аварию и ласты склеил! Я даже не сразу поняла, что он имеет в виду! Это же типичный шоферский жаргон.
Вот бы она подивилась, узнав, что такие слова приносит в дом вовсе не Артем, а моя подруга Татьяна, которая окончила университет вместе со мной и считается одним из лучших пишущих филологов города.
То ли я так глубоко задумалась, то ли задремала, так что не сразу сообразила, что мы останавливаемся. Саша негромко, но зло буркнул неразборчивое, и Артем сразу вскочил:
– Авария или опять парикмахерская?
Парикмахерская – это тоже их с Сашей жаргон. Значит, тебя остановил тот, кто стрижет. Купоны, разумеется.
– Мало-Степанец, – сказал Саша, – пора платить.
Он взял документы, Артем вылез следом, и я от нечего делать тоже подошла поближе. Сержант-гаишник, кажется, требовал с водителей нашей и двух других машин больше положенного. Расценка на взятку – что может быть смешнее!
Палыч – один из водителей соседней машины, выбранный другими шоферами для ведения переговоров с рэкетирами в погонах, тщетно что-то доказывал сержанту, но тот стоял на своем. И тогда в разговор вмешался мой муж.
– Зря ты, Володя, на нас наезжаешь, – вроде с улыбкой, но с металлом в голосе заговорил Артем. – Мы порядок не нарушаем, платим по уговору...