— Кстати, насчет ножа — откуда он у нее? — поинтересовалась я.
— Без сомнения, она его украла у Сергея, так же, как она украла у тебя маникюрный набор с его миниатюрной копией. Нож — это фаллический символ, и обладание им должно было иметь для нее особое значение… Кстати, именно из-за него она чуть не прокололась. У нас ведь было еще одно маленькое происшествие: кто-то засветил Алексовы пленки, которые хранились в общем холодильнике, и пропали результаты эксперимента. Насколько я помню, это было на следующий день после того, как он нас всех фотографировал в пятихатках, в том числе Любу в ее домике. Где те пленки, Алекс?
— В фотолаборатории! — Алекс вскочил со своего колеса и хотел уже бежать, но его остановил Тахир, резонно заметивший, что сейчас уже поздно, а проявить эти пленки можно и завтра. Алекс нехотя опустился на свое место.
— Как вы уже поняли, на одном из этих кадров должен проявиться этот самый Сергеев нож с инкрустированной перламутром ручкой — его невозможно спутать ни с каким другим. Ляля боялась, что это ее выдаст, и постаралась засветить пленки, не зная, что это были совсем другие фотоматериалы. Впрочем, завтра мы узнаем, так ли это.
— Водолазный нож как ритуальное орудие убийства — это нечто новенькое, — пробормотал себе под нос Феликс. Кроме своих рыб он увлекался еще и древней историей, и я была уверена, что он сейчас в уме подбирает аналогии среди каких-нибудь языческих культов.
— Что ж, не могу сказать, что все кончилось хорошо, но, по крайней мере, хорошо уже то, что все кончилось, хотя и не для нас с Максимом и, боюсь, для биостанции тоже, — заметил Тахир. Я его понимала: я видела, чего ему стоило улаживание разных формальностей после смерти Сергея.
— А на какое число у нее был билет? — вдруг спросила Ника. — Кажется, у меня появилась идея.
— На первый утренний рейс сегодня — в 4.38, - ответил Максим.
— Так, может быть, Ляля пропала без вести уже после того, как покинула территорию биостанции?
Ее командировка кончилась, и никто не должен отвечать за то, что она делала или не делала вчера вечером, даже если ей пришло в голову искупаться в шторм, — предложила Лисина.
Никто, казалось, не отреагировал на ее слова, но я видела, что и Максим, и Тахир задумались.
— И все-таки мне жаль Лялю, — вдруг высказался Ромашов.
— И мне, — присоединился к нему Феликс.
Ох уж эти мягкосердечные, добренькие мужчины! А меня им не жалко, с горечью подумала я, и Сережу — тоже.
— Я понимаю вас, — тихо сказала Вика. — Но подумайте, что бы ее ждало, если бы ее успели спасти: этапирование в Москву, долгие месяцы в Институте Сербского — и это еще не самое страшное. Там хоть условия приличные. А потом — спецпсихушка, принудительное лечение… Для многих это хуже, чем тюрьма, тем более что срок пребывания не ограничен. Нет, я не уверена, что тот выход, который она выбрала, хуже; по крайней мере, она умерла свободной.
Но тут вдруг снова заговорил самый младший член нашей компании, и в голосе Вадима звучало неподдельное восхищение:
— Если бы не Вика, то оплакивать нам пришлось бы Татьяну, которая мне лично гораздо симпатичнее, нежели убийца. Я всегда думал, что всякие там Шерлоки Холмсы и прочие пинкертоны — исключительно плод воображения досужих сочинителей.
А тут настоящий детектив среди нас, замаскированный под повариху.
Настроение в ангаре переменилось — очевидно, людям несвойственно долго находиться в подавленном состоянии, я не раз замечала, как даже на поминках гости вдруг начинают улыбаться и даже смеяться, а потом, поймав себя на этом, срочно корчат постную физиономию. Так произошло и тут: вдруг до всех дошло, что Вика, которую все знают как облупленную лет десять, чуть ли не гений. Конечно, поварихи на биостанции всегда относились к интеллектуальной элите, но такого от нее никто не ожидал. Даже Тахир вынужден был признать, что Вика молодец, притом совершенно искренне.
Смущенная посыпавшимися на нее отовсюду комплиментами, Вика зарделась, так что ее щеки сравнялись цветом с давно покрасневшим носиком, опустила взор долу и заявила:
— Если хотите знать, у меня хорошая тренировка: я каждый день на работе ставлю диагнозы своим пациентам. Это примерно то же, что вести детективное расследование, но есть разница: это куда менее благодарное занятие.
Искоса наблюдая за Димой Черкасовым, я заметила, что он приосанился, и на лице его появилась самодовольная улыбка — улыбка собственника. Как же, так приятно обладать тем, чем все восхищаются, хотя бы временно! Властным жестом он положил руку ей на плечо и сказал: