— Вам не кажется, господа офицеры, что скоро рассвет, и пора по домам?
Это было немножко нагло — в данной ситуации такое предложение было прерогативой Тахира или Максима, но все действительно очень устали, и я сама мечтала о постели. Поэтому, пообещав Тахиру держать язык за зубами, народ начал расходиться; разбуженный Тошка громко залаял. Мы, хозяева ангара, выходили последними; Ванда лично проверила, как Витюша запирает замок, хотя в этом вроде бы уже не было никакой необходимости. Распрощавшись с Вандой, мы втроем продолжали свой путь в пятихатки; я все гадала, когда Витя додумается нас потерять, но он упорно шел рядом. Я уже решила, что мы так и разойдемся по своим домикам, но уже у самого моего порога Алекс остановился. Витя оглянулся, посветил фонариком прямо ему в лицо, и видно, что-то на нем прочел, потому что, не прощаясь, пошел дальше.
— Татьяна, я хочу тебе объяснить… — сказал Алекс, взяв меня за руку.
— Не надо ничего объяснять, ради Бога, — прервала его я.
— Нет, ты должна понять… Это было еще до того, как мы с тобой познакомились…
— Алекс, я ничего не хочу знать! Не надо портить то чудесное, что у нас есть! Мы ничего друг другу не должны, и это как раз самое главное.
— Но я не виноват…
— Не сомневаюсь в этом. Ляля для меня — просто воплощение зла; я не психиатр, как Вика, и поэтому не могу простить ее, как больную и не отвечающую за свои действия. Но ее больше нет, и пусть она больше не портит нам жизнь. Ты скоро уезжаешь, и я не хочу, чтобы она стояла между нами.
И в те два с половиной дня и две ночи, что у нас с ним оставались, призрак Ляли между нами не стоял.
20. ВОЗВРАЩЕНИЕ В МОСКВУ
Я сидела, уткнувшись носом в иллюминатор, и рассматривала небеса. Посмотреть было на что: мы летели над самыми облаками; сплошная облачность закрывала от нас землю, но сверху на эти туманные поля падали солнечные лучи, окрашивая их во все мыслимые и немыслимые цвета и оттенки. То мы проплывали над зелеными облаками, то над золотисто-желтыми пространствами, похожими на поляны цветущих одуванчиков; то внизу под нами возникали горки и возвышенности, то в радужных лучах появлялась какая-то фигура странной формы, и я пыталась отгадать, что это — овечка или игрушечный медвежонок?
Девочки сидели с другой стороны, через проход, но я не жалела, что оказалась одна, и не очень уговаривала поменяться со мной местами толстую тетку, которая расплылась телесами у противоположного иллюминатора. Впрочем, это все равно было бесполезно: казалось, она вся просто растеклась по креслу, и вряд ли ее можно будет собрать даже в самой Москве.
Итак, я сидела, отвернувшись от салона, и, наблюдая за облаками, размышляла. Мне было о чем подумать и о чем вспомнить. В какой-то момент в голову мне даже прокралась крамольная мысль: я бы не стала слишком возражать, если бы самолет сейчас разбился… Лучше всего умереть вот так, внезапно, на пике. Что бы там ни было, за этот месяц я прожила целую жизнь, с трагедиями и смертельными опасностями, много работала и много развлекалась, общалась с друзьями и любила. Мне казалось, что я никогда не была так счастлива, так сконцентрированно счастлива, чем в те неполные три недели, в которые мы с Алексом сблизились, влюбились и любили друг друга. Пусть это короткая любовь, но любовь же!
После того как Алекс уехал, я, помахав рукой увозившему его «газику», возвращалась в пятихатку со слезами на глазах и встретила Вику. Она спросила:
— Вы договорились о встрече в Москве?
— Нет, мы ни о чем не договаривались, да это и не нужно. Я думаю, Вика, это конец. Я не знаю ничего о его личной жизни в Москве, да и не хочу знать. Только в одном я уверена: так хорошо, как в Ашуко, нам уже не будет. Я заранее себя настраивала на то, что у нас нет будущего, и если я сейчас и расстроена, то уже завтра собираюсь улыбаться… А может, уже сегодня вечером.
— Хочешь доказать себе, Таня, что ты железная женщина? Вряд ли тебе это удастся. Почему в зависимости от перемены места чувства должны тоже меняться?
Я видела, что думала она вовсе не о моих отношениях с Алексом, а о себе и Диме.
— Потому что это почти закон природы — то, что расцветает на Черном море, увядает в Москве.
— Как бы я хотела, чтобы ты ошибалась…
Тут сзади незаметно подошла сияющая Ника и, обняв нас обеих за плечи, сказала:
— Находиться в таком состоянии, как мы все в эту минуту, — это прекрасно, сколько бы времени этот подарок судьбы ни продлился… Мне кажется, что я никогда еще не была так влюблена, как сейчас. Во всяком случае, я никогда не была влюблена в более достойный объект. Славик — совершенно изумительный парень, я таких просто не встречала. Чем бы это лето ни завершилось, я счастлива и буду счастлива, что это у меня было. — И она лучезарно нам улыбнулась.