Кто угодно, только не он!» — такие мысли вертелись у меня в голове, когда я выбежала из лагеря, пронеслась мимо погранзаставы и с разбегу стала карабкаться по почти отвесной тропе, чтобы срезать значительную часть пути. Наконец, запыхавшаяся и ободранная — тропинка, которой уже давно не пользовались, заросла колючками, — я выскочила на верхнюю дорогу, и тут меня подобрали Антонов и местный начальник Максим на «муравье»[4].
Пока мы бодро тряслись по колдобинам, нас обогнал выкрашенный в защитный цвет «уазик» пограничников, в котором я заметила Тахира Рахманова.
Мы приехали на место происшествия самыми последними. Сергей лежал у трибун, полуприкрытый брезентом; растолкав стоявших вокруг него и тихо между собой переговаривавшихся мужчин, я подошла к нему и стала на колени, чтобы лучше его рассмотреть. Машинально я отметила, что на нем та же самая майка, в которой он был вчера. Да, Сергей был мертв, в этом не было сомнений; но, в отличие от других мертвецов, которых я имела возможность наблюдать, смерть не исказила его черты, наоборот, на его лице было написано какое-то умиротворение, которое никогда не было ему присуще при жизни, и это делало его почти красивым.
Широко распахнутые глаза глядели в небо; я нагнулась, чтобы их закрыть — я помнила, что глаза у умерших полагается закрывать, — но тут меня оттащили в сторону. Кто-то из тренеров завел меня в тренерскую и предложил сигарету.
Теперь мне забавно — если только можно применить такое фривольное слово к тем трагическим обстоятельствам — вспоминать свои реакции и поведение в тот памятный день. С одной стороны, я никак не могла примириться с тем, что Сергей, еще вчера так нежно и чувственно меня целовавший, что жар чьего чересчур живого, хорошо знакомого мне тела воспламенял меня через одежду, теперь мертв… С другой стороны, я чувствовала себя какой-то ущербной и бесчувственной оттого, что я, как мне казалось, не испытывала должного горя от смерти мужа, хотя и бывшего. И наконец, меня страшил тот момент, когда я должна буду сесть в машину «скорой помощи» и сопровождать его тело в Новороссийск, а потом и еще дальше — в Москву. Как ни странно, именно это меня расстраивало больше всего — как будто, соприкоснувшись со смертью, я всеми силами старалась отодвинуть ее подальше от себя и о ней не думать.
Коля Антонов напоил меня чаем и рассказал, как было дело. Впрочем, рассказать он мог очень немногое. Вчера вечером они с Борей, молодым тренером-стажером, вернувшись на озеро (и встретив нас с Сергеем по дороге), рано улеглись спать, не дожидаясь возвращения Чернецова.
А сегодня утром, проснувшись, он обратил внимание на необычное поведение зверей — они явно беспокоились. Коля пошел проверить, в чем дело, и увидел Сергея. Дверца вольера была не заперта, а только полуприкрыта, и лодка, которую они обычно использовали, чтобы добраться до вольеров морских львов и котиков, свободно дрейфовала по акватории. Они с Борей подтянули ее багром к берегу, сели в нее и вытащили из воды тело, совсем позабыв в призрачной надежде, что Сергей еще жив, о том, что могучий самец-сивуч может быть опасен и что он же, вполне вероятно, повинен и в гибели своего тренера. Но сивучи, на вид перевозбужденные, не подплывали к людям, а старались держаться от них подальше.
Раны, обнаруженные на теле Сергея — в основном на ногах — были несмертельными, хотя и с рваными краями — у сивучей, в отличие от их сородичей — котиков, тупые треугольные зубы, и они оставляют рваные раны; скорее всего он умер, захлебнувшись, то есть попросту утонул. Но как это произошло?
Сережу перенесли в его домик — приближалось время первого представления, и ожидались катера с публикой из Новороссийска и Анапы. Они пришли почти одновременно с машиной «скорой помощи».
Чуть раньше из Абрау на мотоцикле явился милиционер и тут же принялся составлять протокол.
На катере из Новороссийска приехал Андрей Малютин, старший тренер «Дельфиньего озера»; он привез с собой какие-то железяки, впрочем, сейчас всем было не до них. Посовещавшись с Рахмановым, они решили: раз уж люди приехали, то представление не отменять, просто сильно сократить, ограничиться работой только с дельфинами, как с существами практически безопасными. Пусть артист умер, но спектакль продолжается! Если жертвой несчастного случая стал бы кто-то из товарищей Сергея, то Сергей наверняка бы в таком случае работал.