После нападения на Кэннон-Пойнт отношение к Майклу смягчилось. Подобрел даже Гарри Харп. По слухам, в ту ночь он лишь чудом избежал смерти после огнестрельного ранения — сначала на причале, потом в вертолете и наконец на операционном столе в госпитале Стоуни Брук. После выписки Майкл некоторое время оставался в доме, но потом начал выходить — его видели медленно, осторожно бродящим по усадьбе, со спрятанной под поношенную кожаную куртку-бомбер загипсованной правой рукой. Иногда он стоял на причале, глядя вдаль, через пролив. Порой, особенно вечерами, Майкл Осборн, словно забыв обо всем на свете, оставался там до самых сумерек — неподвижный, одинокий, как Гэтсби, любила говаривать Марта Крейтон.
— Просто не понимаю, почему в середине января на дорогах так много машин, — сказала Элизабет Осборн, постукивая пальцем по обтянутому кожей подлокотнику кресла. Они медленно двигались на восток по скоростному шоссе Лонг-Айленда через городок Ислип со скоростью тридцать миль в час.
Год назад Майкл, служивший в Центральном Разведывательном Управлении, вышел в отставку, так что время значило для него мало — даже время, потраченное на томительное ожидание в пробке.
— Сегодня же пятница, — заметил он, — а по пятницам здесь всегда так.
Машин стало поменьше, когда они вырвались из пригорода. Вечер выдался ясный, с сильным, пронизывающим ветром. Над восточным горизонтом висела белая как кость луна. Дорога расчистилась, и Майкл добавил газу. Мотор моментально взревел, и через несколько секунд стрелка спидометра неохотно качнулась к семидесяти. Став отцом, он в силу необходимости сменил проворный серебристый «ягуар» на более практичный автомобиль.
Близнецы, закутанные в розовое и голубое одеяльца, мирно дремали сзади. Сидевшая рядом с ними няня-англичанка тоже посапывала. Скрытая темнотой, Элизабет взяла мужа за руку. Она лишь на этой неделе вернулась на работу после трехмесячного декретного отпуска. Дома Элизабет носила исключительно фланелевые рубашки и мешковатые тренировочные брюки — сейчас же на ней была стандартная униформа высокооплачиваемого нью-йоркского адвоката: темно-серый костюм, модные золотые часы, сережки с жемчугом. С набранным за время беременности лишним весом она боролась, предпринимая часовые прогулки на велотренажере в их апартаментах на Пятой авеню. Теперь под четкими линиями костюма от Кальвина Кляйна скрывалось стройное тело модели. И все же напряжение и усталость, вызванные резким переходом к статусу работающей матери, давали о себе знать: пепельные волосы слегка растрепались, а глаза покраснели так, что ей пришлось отказаться от контактных линз в пользу очков в черепаховой оправе. Майклу она напоминала готовящуюся к экзамену студентку.
— И как оно, вернуться? — спросил он.
— Что-то совершенно новое. Прижмись к обочине, я хочу покурить. В машине дети…
— Мне бы не хотелось останавливаться без необходимости.
— Перестань, Майкл!
— Нам еще придется остановиться на заправочной в Риверхеде. Тогда и покуришь. Эта штука съедает галлон за пять миль. Боюсь, до острова на одном баке не дотянем.
— О, Господи, тебе так жалко свой «ягуар»?
— Просто не понимаю, почему тебе можно было оставить «мерседес», а меня вынудили пересесть на это чудовище. Я чувствую себя бабушкой.
— Нам была нужна вместительная машина, и к тому же с твоим «ягуаром» все время возился механик.
— И все равно мне без него плохо.
— Переживешь, дорогой.
— Будешь так со мной разговаривать, в постель не заманишь.
— Пустые угрозы.
Скоростное шоссе закончилось в городке Риверхед. Майкл остановился у работающей круглосуточно заправочной и залил целый бак. Элизабет, отойдя в сторонку, закурила. Было холодно, и она пританцовывала, чтобы согреться. От сигарет она отказалась, узнав о беременности, но через две недели после рождения близнецов вернулись кошмары, и рука сама потянулась к пачке.