– У меня нет выбора, – тихо ответила она.
Все случилось так быстро, что Ник не успел опомниться. Сара повернулась к нему, обхватила его лицо ладонями и крепко поцеловала в губы. Этот неожиданный поцелуй пробудил в нем сладкие воспоминания о той ночи, которую они провели вместе.
– Я давно хотела сказать, – едва слышно произнесла она, – я презираю себя за малодушие и трусость. Ты не должен ненавидеть меня за это. Пожалуйста...
Она посмотрела на него с такой нежностью и любовью, что Ник утратил чувство реальности.
– Ник, если все пройдет нормально, если мне не будет угрожать опасность, позволь мне повидаться с отцом. Только одну минутку. Наедине. Ты должен предоставить мне такую возможность. Ты должен поверить мне, Ник.
Его пальцы погрузились в ее мягкие шелковистые волосы.
– Сара, ты должна знать: я не могу возненавидеть тебя.
– Он мой отец, Ник. У меня никого нет на всем белом свете, кроме него. – Она снова прильнула к его губам, полностью парализовав его волю.
Ему хотелось держать ее в объятиях до тех пор, пока весь мир не станет пригодным для их существования, хотелось оградить ее от всех напастей, защитить от всех бед.
– У тебя есть я, – прошептал он ей на ухо.
Ник не мог оторваться от нее. Голова пошла кругом, и он на мгновение отключился от внешнего мира, наслаждаясь ее волшебной красотой.
64
Церковь находилась на узкой средневековой улочке. Несколько лет назад городские власти вымостили ее камнем, после чего она превратилась в темный коридор, образованный домами эпохи Возрождения.
Когда полицейская машина без опознавательных знаков пересекла Тибр и въехала на оживленный проспект Виктора Эммануила, сопровождавшие Майкла Денни люди стали спорить о том, где припарковать машину. А Майкл на заднем сиденье, закрыв глаза, думал о своем. Вдруг он встрепенулся и попробовал определить, в каком районе города находится в данный момент. Стены Ватикана уже давно скрылись из виду, улица была запружена автомобилями. В какой-то момент ему показалось, что в салоне проехавшего мимо "фиата" промелькнула серебристая бородка Фальконе.
Он прислушался к спору сопровождающих и понял, что они не скоро придут к согласию.
– Остановитесь где-нибудь неподалеку от церкви, – предложил он. – Я не пробуду там долго, а полицейские обычно не покупают парковочный талон.
Люди в черных костюмах и черных очках переглянулись, а потом один из них повернулся к Денни:
– А вы не передумали? А то мы можем сразу отвезти вас в аэропорт, и дело с концом.
Водитель тихо выругался и что-то злобно прошипел. Высоко над рекой раздался раскат грома, и все в машине мгновенно притихли.
– Не передумал, – твердо ответил Денни. – Я хорошо знаю этот район, так как проработал в этой церкви много лет. Кроме того, у меня есть договоренность с вашим начальством. Вы же не хотите, парни, чтобы у вас были неприятности?
На этом спор закончился. Как только они миновали Ораторио дей Филиппини, по крыше машины застучали капли дождя. Дорога покрылась пузырьками воды, а по обочинам потекли ручейки. Город стал напоминать гигантский фонтан, сооруженный пьяным Бернини. Когда совсем стемнело, водитель включил фары, чтобы не пропустить поворот. Денни, хлопая его по плечу, принялся подсказывать ему дорогу. Наконец черный "мерседес" подъехал к церкви.
Денни посмотрел в окошко, но не увидел ничего, кроме убегающих от дождя туристов. Он застегнул пиджак, незаметно пододвинул к себе дорожную сумку и повернулся к полицейским:
– Десять минут, не больше. Вы идете со мной?
– Мы проводим вас до двери, – отозвался водитель. – Нам приказали оставить вас в покое и не торчать рядом. Мы доверяем вам, тем более что в этой церкви только один выход. Ладно, пошли.
Его товарищ недовольно зыркнул на него:
– Куда ты собираешься идти?
Водитель открыл дверцу и высунул голову под проливной дождь. Несмотря на непогоду, оба полицейских по-прежнему были в темных очках и явно не собирались расставаться с ними.
– Да, действительно, – сказал Денни, открывая дверцу со своей стороны и незаметно взяв сумку, – зачем вам мокнуть под дождем?
Он вылез из машины и какое-то время постоял на месте. Он оказался в Риме после почти годичного заточения и был так рад, что не обращал внимания на дождь. Он огляделся. Полицейские все же вышли из машины и теперь стояли под навесом у входа в небольшое кафе. Кардинал был единственным на этой улице, кто не пытался укрыться от дождя. Конечно, он мог бы попытаться сбежать от полицейских, но те были намного моложе и сильнее его, и побег завершился бы новым заточением. Да и куда он мог рвануть? Они правы: отсюда уже не сбежишь.
Он направился к двери церкви, чувствуя, что за несколько минут промок до нитки. А полицейские в это время прижимались к стене кафе, пытаясь спастись от дождя. Денни притронулся к дверной ручке и мгновенно вспомнил, как встретил свою первую любовь и познал все прелести благородного чувства. Как много он потерял за последние годы!
– Десять минут! – крикнул он полицейским. – Может, все-таки пойдете со мной?
– Нет, спасибо, – ответил ему тот, что сидел за рулем машины. Он пытался прикурить сигарету, и огонек его зажигалки замерцал в темноте, как маячок. Раздались два сильных раската грома. Полицейские поежились и, подняв воротники пиджаков, сильнее прижались к мокрой стене.
Майкл Денни улыбнулся, махнул им рукой и скрылся за дверью. Внутри церкви все было так, как и много лет назад, когда он впервые переступил порог этого храма. В вестибюле ни души, а чуть поодаль стоял диван, который некогда служил им с Аннетт любовным ложем. Денни подошел к нему и провел рукой по старой потертой ткани.
– Какой я был дурак! – сказал он себе под нос и вспомнил, что в то время Аннетт была уже смертельно больна. Даже жар любви не сумел остановить разрушительную работу червяка смерти, поселившегося в ее прекрасном теле. Если бы они поженились, она все равно умерла бы, оставив на его попечении близнецов. Как он, будучи изгнанным из своей семьи, мог воспитать их – без жены, без надежного источника дохода?
Конечно, нашлись бы преимущества и в таком положении, но в целом жизнь пошла бы другим путем, и далеко не самым лучшим. Чем больше Майкл думал об этом, тем яснее ему становилось, что все случилось к лучшему. По крайней мере он сохранил об Аннетт светлую память.
– Я и сейчас дурак, – сказал он, оглядываясь по сторонам. Увидев стул, он поставил на него сумку и открыл ее. Затем он снял пиджак, вынул из сумки стихарь и привычным движением надел его, расправив до пят слегка помятую черную ткань. Он снова порылся в сумке, вынул флакон с краской для волос и стал втирать ее в голову. Через минуту он придирчиво оглядел себя в зеркало. Волосы приобрели неестественный блеск, и он стал похож на того молодого священника, который усердно трудился на благо бедных жителей в ирландских районах Бостона.
Майкл Денни улыбнулся своему отражению, подошел к распределительному щиту, который совершенно не изменился за тридцать лет, и стал методично щелкать выключателями, погружая внутреннее пространство церкви во тьму. Последним движением он выключил свет в вестибюле. Снаружи церкви послышались удивленные возгласы, топот ног и какие-то громкие звуки, отдаленно напоминавшие выстрелы из ружья. Гроза усиливалась. Денни подумал, что Караваджо узнал бы эту сцену.
Осторожно передвигаясь, он вошел в неф, где горела одна-единственная свеча, слабые отблески ее огня виднелись на блестящей поверхности древних икон и покрытых маслом картин.