Ужё откатываясь в угол комнаты, чтоб упредить отчаяние стража, крикнул:
- Я несу!
Не сказать, что взял на себя самое тяжёлое. Но освободил душу Женьки от отчаянья и сомнений. Он сможет двигаться свободно и яростно и не будет бояться за Чуду, пока тот в моих руках. Хотя раньше я и подвёл его на озере Страха, но теперь – другое дело!
Просо подхватил два ближайших ствола и ушёл больным дискретным перекатом в другой угол комнаты, ближе к выходу. Посмотрел на меня исподлобья и яростно ощерился – словно тоже попросил поверить в него. Квиты, пацан. Пошёл! Он мгновенно нырнул в проём, за которым темнел сумрак основного зала церкви. Сразу начал отстреливаться. И - раз. И - два. И – я длинным броском пересёк комнату, прикрываясь уже изрешечённым столом. Прижался к стене, стараясь помягче устроить на руках Чуду. Он завозился, видимо, то ли очухиваясь, то ли снова начиная биться.
- Тихо. Тихо, малыш, тихо, – зашептал я.
- Они здесь… Идите к ним!
Голос у Юрки был дрожащим, сказанное смахивало на бред, но я поверил. Сразу и безоговорочно. Так же, как всего три секунды назад Просо.
- Единороги! – Захрипел я в проём, ориентируясь на жёсткие щелчки выстрелов. – Иди к единорогам, Просо!
- А дальше послать не мог? – язвительно отозвался он откуда-то из тени и тут же сменил место положения.
Я замялся, понимая, что давить на него нельзя, а рваться вперёд с Чудой на руках – самоубийство. И тут же услышал вопль за пределами здания. Он прервался глухим мощным ударом и перешёл в предсмертное хрипение. Где-то завизжала взбешённая лошадь.
Я не увидел – почувствовал, как Просо рванулся на крыльцо. И снова: и - раз! И – два! И – я вылетел в зачищенный зал церкви. Будучи сейчас с Юркой на руках, я вынужден был идти следом за идущим первым. Сур шёл за тисом. Вот так мы с Просо поменялись местами.
Картина умопомрачительная. Голов тридцать белоснежных зверюг с витыми рогами во лбу беспокойно перетаптывались возле церкви. На земле всем места не хватало и несколько тонкокостных единорогов приплясывали на подрагивающих крышах двух ближайших сараев. Словно в детской сказке. Одно только режет сердце отрицанием сказки. Парочка злых жеребцов «раскатывала» по почти вдрызг разбитому «УАЗику» последнего оставшегося в живых тарха. Воин, уйдя в глухую оборону, пытался выжить – он вращался по поверхности машины, стараясь отвести по касательной бешеные наскоки животных. Единороги с визгливыми всхрапами нападали на человека то с одной, то с другой стороны, мощными боками втирая его в железо.
Какой-то доли силы человеку не достало, и он оступился. Жеребцам этого было довольно – они сбили тело и почти одновременно опустили копыта. Тарх оказался хорош – одним запредельным усилием он рванулся под днище автомобиля. Единороги бешено бросились на машину, пытаясь её опрокинуть и достать спрятавшегося под ней – «УАЗ», сотрясаясь и роняя последние стёкла, отлетел метра на полтора, но не перевернулся, лишь пропахав колёсами полосы на пыльной земле. Со своей точки я хорошо видел, как боец, трясущийся в лихорадке предела, сдвинулся за машиной и теперь пытался подтянуть к корпусу сломанные конечности. Он был изувечен и явно больше думал о том, как выжить, чем о том, как добраться до нас.
- Не надо! – Попросил я. Тихо, почти для себя. Жеребцы услышали. Прекратили наскоки, встали, широко расставив передние ноги, склонили здоровущие шеи почти до земли и совершенно не по-лошадиному завопили, посылая прощальный яростный ор противнику. Тарх вжался в землю, подбирая под себя руки и ноги. Бешено тряхнув огромными хвостами, жеребцы отошли от машины. Человеку из-под неё деваться было некуда – острые копыта пылили по всей земле вокруг.
Как Просо валится с ног, я скорее почувствовал, чем услышал. Обернулся. Жаня не потерял сознания, просто колени подогнулись и, мешком опустившись на землю, он так и застыл с подтянутыми под себя ногами, опершись на оружную руку и устало уронив голову. Ровно также, как это было полчаса назад в иллюзии, наведённой Анной.
Дойти до него я не успел. Белый жеребец, легко перебирая копытами, подбежал почти впритык и повернулся боком. Покосился огромным глазом – мол, понял?
Дык… Что ж здесь непонятного!
Приподнял Чуду на руках. И тут же от дурноты и головокружения едва не заплетались ноги. Благо успел взяться за холку коня, а тот мягко подкатил свой бок под моё шатающееся тело. Я с трудом забросил маленького, но ставшего весьма тяжёлым, веда на коня. Сразу полегчало. Даже самостоятельно сел на спину единорога. Это ничего, что прямую осанку удерживать не удаётся, сойдёт и так, всё ж не в конкуре участвую! С трудом снова поднял к груди бессознательного Чуду и неприятно поразился теплу – у мальчика температура поднялась едва ль не за сорок. Надо делать что-нибудь. Уходить подальше и что-нибудь делать…
Отсюда, сверху, стало хорошо видно, как тяжело поднимается Жанька. Он с трудом встал на ноги и, пьяно шатаясь, опёрся на подошедшего жеребца. Потом, последовательно перебирая руками по шерсти, добрался ладонями до холки и спины. Вверх поднимался одним жёстким рывком, предчувствуя, что на большее сил может не хватить. Животом повиснув на спине единорога, он некоторое время давал отдых напряжённо гудящему тело и, лишь затем перебросил ногу. Когда, садившийся верхом Просо, усилия движение, больно дёрнул зверя за гриву, тот всхрапнул, забрасывая голову, но остался на месте, сохранив положение корпуса. Жаня, как и я, не смог выпрямиться, просто обхватил руками коня за грудь, почти полностью опустившись на холку. Я ощутил, как нервно сжало горло, когда увидел, что по белой лебединой шее единорога стекают капельки крови. Стекают быстро, не сворачиваясь, не завязая в густой гладкой шерсти, и падают на правое переднее копыто. И только теперь увидел рану. Кровавое месиво в плече под ключицей. Судя по дёрганым движениям, пуля тело не покинула, оставшись где-то под лопаткой.
Единороги мягко зашагали со двора. Сначала приятное укачивание, но вскоре начало мутить. Лавиной белых спин нас окружило со всех сторон. Каскадом табун выбежал в ворота и начал набирать скорость. Направление движения – подальше от всего и всех, в степь.
- Куда? Ёмть, - почти клюнул я носом в волнорез белой шеи, – Зачем так быстро?
Но единороги продолжали наращивать скорость. И за равномерным топотом множества острых копыт я услышал приближающийся рокот автомашин. Обернуться сил не было. Явно, что автомобилей штук шесть, явно, что идут они за нами, явно, что столкновения мы не переживём. Я закусил губы и посмотрел на Просо – его конь бежал в общей массе вровень с моим. Женька вернул мне взгляд и чуть заметно скривился – у него тоже сомнений не оставалось.
- Быстрее, хорошие мои, быстрее, - зашептал я, хотя белогривые в понукании не нуждались.
С каждым следующим метром всё сильнее ощущалось растущее сопротивление жаркого ветра. Но рокот со спины всё равно нарастал.
Внезапно стена белых спин перед нами распалась – единороги, идущие во главе табуна, в два потока ушли в стороны и стали разворачиваться. С немым пониманием происходящего я смотрел, как злые молодые жеребцы уходят туда, откуда гремело приближающееся железо. Нашёл в себе силы обернуться. Шесть джипов-иномарок споро шли нам в след. Навстречу им, бешено взвизгивая и всхрапывая, летели единороги. А рядом с нашими конями осталось не больше десятка собратьев. Единороги сами разделились на стражей и тех, кто будет прикрывать отход
Просо бессильно ткнулся в шею коня, и в тот же момент я понял, что гул на краю восприятия, который непозволительно длительное время не мог идентифицировать, - шум вертолёта. Я дёрнулся, когда звери резко поменяли курс, единой лавиной уходя влево. Сначала обдало тёмной тенью, только потом почти над самой головой проревел зелёный борт. Промахнув мимо нас, не сбавляя скорости, крутым виражом развернулся и вновь нацелился.