– Ладно, ладно, извини. Но так или иначе, кое-кто из нас собирается вечером к Тригу. Я подумал, что ты, может быть, тоже захочешь пойти. Ведь ты же сам сказал, что он интересный парень.
– Вполне приличный для пацифиста.
– Триг не такой, как все. Его избивали в Селме, он показал себя героем из героев в Чикаго. Слушай, дружище, говорят, что он двадцать пять раз кидался в самую схватку и вытаскивал мальчишек прямо из-под носа этих свиней. Он спас много жизней.
– Я не знал об этом, – неискренне ответил Донни.
– Все будет отлично. Тебе, капрал, нужно немного расслабиться.
Донни втайне надеялся, что этого приглашения не последует. Это было частью смутно складывающегося у него в голове плана: просто-напросто дать своему секретному заданию провалиться самому собой, погрязнув в массе ошибок и упущенных возможностей. Но сейчас ему, против его воли, подвернулся большой и волосатый шанс выполнить работу.
* * * * *
Триг, как оказалось, жил в начале Висконсин-авеню, за самым Джорджтауном, в террасном доме*, столь же обшарпанном, как и его многочисленные соседи. Дом был переполнен; впрочем, иначе и быть не могло. Мебель выглядела потрепанной, к тому же ее было мало до аскетизма. Зато от зловонного дыма травки прямо-таки распирало стены; как только Донни вошел в дом, этот запах резко ударил ему в ноздри. Все было обычным, но в то же время и отличалось от того, что ему приходилось видеть прежде: множество книг, стена, сплошь уставленная конвертами с дисками (впрочем, там были, похоже, только классика и джаз; ни Джимми X., ни Боба Д.* Донни не заметил). Не наблюдалось также никаких плакатов, ни одного флага Северного Вьетнама, никаких эмблем комми. Вместо всего этого были птицы.
Иисусе, да этот парень был просто помешан на птицах. Часть картин была написана самим хозяином, и он обладал немалым талантом к передаче всего великолепия облика летящих птиц; все детали были тщательно проработаны, каждое перышко находилось именно там, где ему положено, цвета были чистыми, как в волшебном фонаре. Другие картины были старше и темнее; судя по поблекшим краскам, они принадлежали прошлому столетию.
Донни заговорил с какой-то девчонкой о птицах и признался ей, что он, э-э, охотился на них. Выяснилось, что говорить этого не следовало, так как она была одной из тех задиристых восточных штучек, которые ходят с распущенными прямыми волосами и всегда кажутся голодными.
– Ты убиваешь их? – осведомилась она. – Этих малюток?
– Ну, там, откуда я родом, они считаются хорошей едой.
– А у вас там, что, нет магазинов?
Начало вышло не слишком хорошим. Компания здесь была не столь многолюдной, как накануне, и, похоже, все были неплохо знакомы между собой. Донни ощущал себя одиноко и оглядывался, высматривая Кроу, потому что даже Кроу оказался бы сейчас для него долгожданным союзником. Но Кроу, естественно, куда-то исчез. И в довершение всего, Донни понимал, что неправильно оделся: он надел легкие брюки, яркую спортивную рубашку и теннисные туфли, а все остальные красовались в джинсах, рабочих рубахах, щеголяли длинными волосами, бородами и, казалось, состояли в каком-то индейском заговоре против того стиля в одежде, какого, по его мнению, следовало придерживаться молодым людям. От этого он чувствовал себя неловко. Как и должен чувствовать себя шпион, подумал он.
– Не слишком мучай Донни, – сказал кто-то девушке, и это, разумеется, был Триг, обладавший особым талантом драматически возникать на сцене.
Сегодня Триг выглядел далеко не так вызывающе, как накануне. Волосы он собрал в "конский хвост", свисавший поверх голубой сорочки, застегнутой на все пуговицы. На нем были такие же брюки, как и на Донни. А обут он был в дорогие летние штиблеты экзотической яркой расцветки, украшенные затейливым узором из дырочек.
– Триг, он стреляет в маленьких зверюшек, – сразу же наябедничала собеседница Донни.
– Милая моя, люди охотятся на птиц и едят их уже добрый миллион лет. Но пока еще и птицы, и люди существуют на свете.
– А мне кажется, что это дикость.
Донни чуть не выпалил: "Нет, это и впрямь увлекательное занятие", но вовремя прикусил язык.
– Ну, – сказал Триг, отводя Донни в сторону, – я рад, что ты смог прийти. Я и сам не знаком с половиной этих парней. Сюда приходят все, кто ни пожелает. Они пьют мое пиво, курят травку, напиваются и накуриваются до одури, трахаются и снова пьют и курят. Я редко бываю здесь, так что меня это не особо тревожит. Но приятно, что ты пришел.
– Спасибо, хотя мне, в общем-то, просто нечем было заняться. Впрочем, я хотел поговорить с тобой.
– О! Ну что ж, давай.
– Это насчет Кроу. Знаешь, он на грани того, чтобы вылететь из парадной роты, и все равно продолжает свой пофигизм. Я знаю, что он хитрый парнишка. Но если его вышвырнут из роты, то никто не сможет поручиться за то, что его не зашлют в 'Нам. А мне кажется, что в мешке для переноски трупов у него будет не слишком привлекательный вид.
– Я поговорю с ним.
– Как он сам заметил, любой, кто позволит убить себя ни за что ни про что в этой никому не нужной войне, просто слабоумный идиот.
– Я напомню ему эти слова.
– Вот и отлично.
Триг и сам был отличным парнем. Донни вполне мог представить себе, насколько хорошо он держался бы под обстрелом, и был уверен, что, в то время как другие принялись бы прятаться или забились бы в истерике, он оказался бы первым из тех, кто вышел бы под пули и начал выволакивать людей в укрытие.
– А могу я задать тебе вопрос? – внезапно обратился к Донни Триг, устремив на его лицо свой теплый проницательный взгляд. – Ты сам веришь в это или сомневаешься? Ты когда-нибудь задумываешься над тем, зачем это делается и стоит ли это такой цены? Или же целиком принимаешь все на веру?
– Черт возьми, конечно нет, – ответил Донни. – Естественно, я сомневаюсь во всем этом. Но мой отец сражался на войне, а до него – его отец, и я вырос, убежденный в том, что такую цену приходится платить за то, что живешь в великой стране. Поэтому… поэтому я пошел туда. Я сделал это и вернулся обратно, не знаю уж, к добру или к худу.
За разговором они прошли в кухню. Триг открыл холодильник и вынул две бутылки пива; одну протянул Донни, а вторую взял себе. Пиво было иностранное, "Хейникен" в темно-зеленых, сразу запотевших бутылках.
– Пойдем-ка сюда. Спрячемся от этих идиотов.
Триг открыл заднюю дверь и вывел Донни во дворик, где стояли два шезлонга. Донни с удивлением увидел, что они находятся на небольшом холме; перед ними открывался склон, и за скопищем убегавших вниз крыш виднелись сгрудившиеся здания Джорджтаунского университета, казавшиеся издали средневековыми постройками.
– Я начинаю забывать, какими бывают настоящие люди, – задумчиво проговорил Триг, – именно поэтому мне так приятно поговорить с тобой. Вряд ли можно найти больших лицемеров и свиней, чем милые мальчики и феи движения в защиту мира. Но я знаю, какое огромное значение могут иметь солдаты. Я был в Конго в шестьдесят четвертом году – поехал туда вместе с дядей рисовать в Верхнем Конго вилохвостых вертишеек. Мы как раз находились в Стэнливилле, когда какой-то парень по имени Гбени объявил страну народной республикой, взял около тысячи европейцев и американцев в заложники и заявил, что начинает "чистку" населения от паразитов-империалистов. Повсюду были карательные отряды. Дружище, я видел там такие мерзости… Чего только люди не делают друг с другом. Ну так вот, сидим мы в лагере, конголезская армия пробивается все ближе и ближе, и тогда прошел слух, что мятежники собираются убить нас всех. Святое дерьмо, мы вот-вот умрем, и никто не даст за нас ни клочка дерьма. Такое вот простое дерьмо. Но когда дверь распахивается, внутрь вваливаются вовсе не мятежники. Это оказались татуированные с головы до ног, драчливые, хитрожопые бельгийские парашютисты. Они были, пожалуй, самыми погаными людишками из всех, кого я видел до тех пор, и я полюбил их так, что ты, пожалуй, не поверишь. Никто не мог устоять против бельгийских десантников. И они вывели оттуда всех белых людей. Если бы не они, то нас всех жестоко истребили бы. Так что я вовсе не из тех безмозглых ослов, которые говорят, что солдаты никому не нужны. Солдаты спасли мою жизнь.
Note11
Террасный дом – одноквартирный дом, представляющий собой часть сплошного ряда домов, имеющих общие боковые стены.