“Да уж, — подумала я, — ты и не помещаешься. Сидишь на двух стульях и в ус не дуешь. А во всем виновата я”. Но вслух ничего не сказала. Просто молча ушла и снова открыла журнал. Визит Алеши приподнял муть с глубин души, даже в горле першило.
История нашего с Лешкой знакомства была полна нелепых совпадений и нестыковок. Мне нагадала его цыганка, а потом сперла мой кошелек. Мы встретились с ним, когда я ехала, едва держась за руль окоченевшими руками, а в багажнике машины у меня лежал труп. Если бы он там не лежал, я бы ехала осторожно и никогда бы не врезалась в его “меганчик”. И если бы не Гришка, Леше никогда бы не удалось выйти сухим из воды после того, как его напарник в течение года пичкал клиенток запрещенными препаратами. Так или иначе, но наша совместная биография не состоялась бы, не будь Бюро — моей дурацкой, как считает Лешка, работы.
Сама я не слишком-то тяготею к темной стороне жизни. Искать трупы и следить за чужими мужьями и женами — не мое призвание. Кому-то нравится, кому-то нет. Я бы с куда большим удовольствием плавала в научные экспедиции и изучала жизнь морских рыбешек или осьминогов. Приключения я любила, чернуху — нет. Но вот так сложилось, что я могла поделать?
Глава 9.
В которой я не питала на их счет никаких иллюзий, но мне было очень жаль, что они ушли и унесли с собой все свои тайны.
— Вот она! — радостно пихнула меня в бок Санька. Из подъезда Лешкиного офиса выплыла Леночка. Что там говорить, она была хороша. Даже слишком. Ее сексапильности с лихвой хватило бы на педагогический коллектив средней школы. Не знаю, как ей это удавалось, но на своих десятисантиметровых шпильках она ступала по скользкому тротуару с грацией молодой газели. Впрочем, когда с двух сторон тебя поддерживают, это, наверное, не так уж и сложно. Не знаю, никогда не бывала в подобной ситуации. Мужики суетились вовсю. Они наперебой что-то тараторили ей в оба уха, и Леночка заливисто хохотала.
— Во ржет, даже здесь слышно, — пробурчала Санька, осторожно опуская вниз тонированное стекло.
— Она, Сань, не ржет, будем справедливы. Да и вообще…
— Ну что “вообще”, что “вообще”? — накинулась на меня подруга. — Ты чего раскисла сразу? Е-мое, да смой с нее килограмм штукатурки, она будет драной кошкой.
— Ой, Сань, ладно. Противно просто.
— Противно, согласна. С души просто воротит смотреть, как они перед ней лебезят.
— Следить, Санька, противно. Вот от этого и правда с души воротит.
— Оставь. Мы не следим. Представь, что мы случайно оказались рядом. Смотри, смотри, куда они ее повели! Ни фига себе, в какие рестораны они на ленч ходят.
Троица скрылась в дверях заведения, которое я до сих пор считала слишком дорогим для нашего семейного кармана. А Лешка, видимо, так не считал. И Димка был с ним согласен.
Мы припарковались рядом с огромным окном, за которым был хорошо виден оформленный в классическом стиле зал. Тяжелые столы на гнутых ножках, стулья, обшитые бархатом, и уютные абажуры. Премиленькое заведение, один обед в котором стоит не меньше ста баксов. Если по-скромному, то восемьдесят. Но подозреваемые не скромничали. Словно по мановению руки перед ними явилось ассорти из морепродуктов, гора овощей и зелени на огромном фарфоровом блюде. Подобострастный официант привечал их как дорогих гостей, как будто заранее знал — чаевые будут царские. Не первый раз, должно быть, привечает.
— Какой разврат, — возмущенно выдохнула Санька, глядя, как высокоразвитые мужские особи мелким бисером стелются перед манерной и капризной девицей. Она долго ковырялась в меню, водя по страницам розовым ноготком, кривила пухлые губки и всем своим видом давала понять, как ее все достало. И когда Лешке или Димке удавалось согнать с ее лица выражение томной скуки, они так и лучились от счастья. Каждую ее улыбку ловили с вожделением, каждое ее слово ласкало их слух, и они даже щурились от удовольствия. Как-то это все было… слишком. Прямо как спектакль. Слишком картинно, слишком явно, слишком чересчур. Что-то здесь не так, подумала я.
— Ой, Настя, им сейчас счет выставят долларов на пятьсот, не меньше, — возмущалась Санька. Но я ее не слушала, а все пыталась понять — какая такая дикая страсть способна заставить Лешку быть набитым дураком? Конечно, он человек темпераментный. Но, положа руку на сердце, я всегда полагала, что мозги в его жизни играют ничуть не меньшую роль, чем прочие части тела. А тут был однозначный перевес. Может, права Марго, и все мужики животные? Ими движут условные и безусловные рефлексы. Я — условный, Леночка — безусловный. Сопротивляться рефлексу трудно и опасно для здоровья. Но тогда зачем вся эта сентиментальная чушь? Зачем мои фотографии на рабочем столе? Зачем нежные слова? Зачем это стремление овладеть каждой клеточкой моей души, знать про меня все — от моих любимых фильмов и стихов до размера обуви и марки прокладок? Зачем было выворачивать меня наизнанку и выворачиваться самому? Чтобы потом мордой об асфальт? Точнее, об Леночку. Лучше бы об асфальт.
Санька предложила мне нагло завалиться в ресторан и занять соседний свободный столик. Я подумала, подумала… и согласилась.
— Девушки, а вы куда? — спросил нас швейцар на входе.
— То есть? — не поняла Санька. — Туда!
— А что вы хотели? — подозрительно ползая по нашим фигурам глазами, уточнил бдительный постовой.
— Ну вы даете, — возмутилась я, — кофе выпить, допустим, хотим.
— Кофе? — презрительно сморщился мужичок.
— Или пообедать, — робко предположила Санька, а я на всякий случай пересчитала в кармане наличку.
— У нас клубное заведение. Вход только по предварительным заказам, — холодно проинформировал нас швейцар и попытался закрыть дверь перед самым носом.
— Постойте, — я вцепилась в дверь, — у вас тут ничего не написано про клуб. Где у вас на вывеске написано, что это клуб?
— Ничего не знаю, только по предварительным заказам.
— Мужик, у вас тут дресс-код, что ли? — поинтересовалась Санька.
— Ничего не знаю, ничего не знаю, — как попка-дурак, тараторил лакей.
— Ну дожили, мать, — вздохнула Санька, оттаскивая меня от входа. — Видала, что делается? Мы не канаем на элиту.
— О чем ты?
— Ну ты как с луны свалилась. В некоторых заведениях есть дресс-код: если ты не выглядишь человеком, способным заплатить за хороший обед, или твой внешний вид может оскорбить эстетический вкус остальных посетителей, то тебя под благовидным предлогом не пустят. Поняла?
— Черт-те что… Мы же приличные девушки.
— То-то и оно, подруга. Эх, надо было мне свой норковый полушубок надеть. Черт дернул в пуховике переться.
Я тоскливо одернула свою вполне приличную, как полагала, дубленку, поправила собственноручно связанный шарф. Такого позора со мной еще не приключалось. Перед Леночкой швейцар ласково распахнул дверь, а меня и на порог не пустил. Может, оно, конечно, и к лучшему. Одним скандалом меньше. Но как же противно, черт возьми! С этим срочно надо что-то делать!
Я позвонила Маргарите, застала ее дома относительно тихой и скучающей. Попросила взять из ящика деньги и подвезти к условленному месту. Через полчаса мы встретились с ней у дверей дорогого модного магазина, она протянула мне тугую пачку — мою часть аванса за предложенную Федором работу. Была не была. Сейчас возьму, да и потрачу все подчистую. Маргоша, конечно, не могла упустить такой клубники. Она решила пожертвовать романтическим свиданием с гинекологом и прошвырнуться по магазинам вместе со мной. Саньке надо было на работу, а мне сейчас годилась даже такая компания.
— Пусть гинеколог с нами походит, а? — попросила тетка, хотя обычно она не спрашивала разрешения. — Может, раскручу его на пару шмоток.
— Знакомьтесь. Это Самуил, это моя племянница Анастасия.
Марго важно надулась, как если бы представляла друг другу президентов транснациональных компаний. Я даже покраснела от неловкости.
Маленький, на голову ниже тетки, мужик с круглым пузом и грустным еврейским носом сдержанно улыбнулся мне. Улыбка у него была добрая и понимающая. Он покорно вызвался быть нашим провожатым в мире моды и тактично плелся сзади, пока мы ворошили вещи, вывешенные на плечиках.