— Леша, я уже дома! — крикнула я. Теодор ткнулся мне в ноги, Веня выбежал поздороваться, а Лешка встречать меня не торопился. Смотрел телевизор. Судя по звукам, какой-то боевик. Кругом сплошные боевики. Я повесила пальто в шкаф и громко хлопнула створкой. И тут же облако перца поднялось в воздух. Е-мое! У меня моментально защипало в носу, дыхание перехватило. Едва не расплакалась, так больно давался каждый вдох. Подождав, пока жгучий вихрь уляжется, я тихо прошла в гостиную.
— Привет, — отсутствующе улыбнулся мне Лешка.
— Привет, — тихо сказала я. Лешку, похоже, совсем не интересовало, куда я подевалась с утра пораньше и почему прибыла домой так поздно. Я хотела было чуть ерническим тоном спросить его, что это он в такое позднее время делает дома и даже по телефону ни с кем не щебечет, но слой смолотого в мелкий порошок чили на журнальном столике едва заметно завибрировал, и я убралась от греха подальше.
Меня так и подмывало пойти проверить содержимое куртки. Той самой, оранжевой, в которой я улетала в Индию и в которой гуляла вдоль венецианских каналов. Но сделать это я решила позже. Мне очень хотелось в ванну. Налить горячей воды, вылить полфлакона шампуня и погрузиться в белоснежную пену. И не думать ни о чем минут двадцать. Или тридцать. Или час. Я рванула было в сторону санузла, но чертов перец при каждом суетливом движении вздымался к потолку. Никакого спасу от него не было. Пришлось ходить плавно, медленно и ровно. Перец огрызался на любое резкое движение, на любой шум. Даже на слишком активную работу ума он грозился ответить очередным приступом удушья. Да, удружили девицы, ничего не скажешь. Мне теперь всю жизнь ходить по стеночке и молча жевать обиды? Эдак я превращусь в тень отца Гамлета, а не в роковую красотку, сводящую с ума всю мужскую часть населения мира.
— Есть хочешь? — Алексей погремел кастрюлькой.
— Пожалуй, не отказалась бы. — Каждое слово я проговаривала четко и плавно, стараясь не резонировать без нужды взрывоопасный, остро пахнущий воздух.
Лешка удивленно посмотрел на меня. Я бы даже сказала, заинтригованно. Щелкнул ручкой плиты, хлопнул дверцей холодильника. Странное дело, на его буйство перец никак не реагировал. Лежал себе спокойно.
Мы поужинали, почти не общаясь друг с другом. Потом Лешка не выдержал и спросил:
— Настя, тебе не кажется, что у нас проблемы?
— Проблемы? — аккуратно спросила я и тихонько пододвинула к себе стакан с водой. — О чем ты говоришь?
— Ты обижена на меня за что-то…
Я уж хотела было заорать, что да, обижена и не надо тут строить из себя непонимающего дурака, он сам прекрасно знает, в чем дело. Фиг то. Я и рот не успела открыть, как глаза, и нос, и горло резануло такой болью, что я только охнула.
— Нет, Леша, что ты… я совсем не обижена. На что я могу обижаться?
— Не знаю, но ты ведешь себя как-то странно.
— Ох, столько проблем сейчас с нашей работой. Совсем с ног сбились. Я просто вымоталась что-то.
— Да я понимаю, понимаю… Знаешь, в моей жизни произошли изменения. Я должен был сказать тебе раньше, так было бы честнее всего. Мне хотелось выбрать более удобный момент, дождаться, когда ты разберешься с проблемами на работе. Но мне кажется, что это будет длиться вечно. Ты уже месяц сама не своя, но дальше я тянуть не могу. Послушай…
— Тсс! — Я поднесла палец к губам, — Молчи, прошу тебя. Мы поговорим об этом потом. Я обещаю.
— Но, Настя!
— Тсс! — снова произнесла я. Легко поднялась с места и осторожно вышла из комнаты.
Больше Лешка ко мне не приставал, но, перемещаясь по квартире, я боковым зрением видела, как неотрывно он за мной следит. Еще бы, я почти плавала, почти не касалась пола, я не задела ни одного угла, я вынуждена была держать спину для лучшей координации и не шаркать тапочками, от которых в итоге отказалась и ходила босиком.
Позвонила Гришке, договорилась пересечься с ним в офисе и пошла спать. Лешка пришел буквально через три минуты. Помялся на пороге и осторожно подошел к кровати. Помедлил немного, аккуратно прилег рядом. Долго ворочался, вздыхал, несколько раз снимал и надевал очки. Потом аккуратно придвинулся ближе.
— Настя, ты спишь? — задышал он в самое ухо.
Я хотела быстро отвернуться, как бы невзначай пнув его ногой, но перец настиг меня и здесь. Мне пришлось расслабиться и замереть. В теле вопреки разуму образовалась невероятная легкость. Только так оно могло обмануть тонны ядовитого вещества, проникшего в квартиру и отравившего здесь буквально все, даже наволочку, даже Лешкины руки, которые, наплевав на условности, проникли под одеяло и зажили своей самостоятельной жизнью. Его ладонь коснулась моего живота, медленно, словно по минному полю, прошлась по бедру… Я не двигалась. Это было уже несколько комично. Мне так и лежать бревном? Но хихикнуть не удалось, слой красной пыли тут же осел на лицо и приготовился идти в атаку при первой же оплошности с моей стороны. Моя невесомая недвижимость, видимо, совершила переворот в Лешкиной голове. Хотя, собственно, при чем здесь голова? Он сдавленно застонал и упал головой на мое плечо, все крепче и крепче прижимаясь ко мне.
Дальше все было очень странно. То есть так, как никогда не было. Я была словно сама по себе, и мне по большому счету было все равно, кто меня сейчас ласкает. Это было фактически изменой, потому что ни моя душа, ни мое тело в тот момент не принадлежали Лешке. Я была не с ним, я просто позволила ему… И очень отчетливо поняла, что может быть секс, который не затрагивает душу. Он другой, он совсем не тот, когда ты отдаешься человеку со всем своим прошлым, настоящим и будущим. Но… он положительно имел право на жизнь, он мог мирно уживаться с нежной всепоглощающей страстью к человеку, как уживаются рядом люди и звери.
Так как душа моя осталась нетронутой, по завершении я не приникла к Лешкиной груди, как делала всегда. Я легко поцеловала его в лоб и предельно осторожно, так, чтобы не разбудить чилийских демонов, отвернулась, тихо пожелав спокойной ночи. Ему и себе. Не знаю, что подумал Лешка, не знаю, что он понял, а чего не понял, но утром он смотрел на меня едва ли не заискивающе.
Я не была с ним грубой или холодной, я не стремилась показать ему своего отчуждения. Да и не было никакого отчуждения. Было лишь очень много перца. Только максимально сосредоточившись на себе, я могла избежать проблем.
— Ты уходишь? — тоскливо спросил он, видя, как я неспешно расчесываю волосы перед большим зеркалом. С волосами приходилось быть особенно внимательной, они будили спящее в воздухе электричество и словно магнитом притягивали чертов чили.
— Да, милый, мне надо в офис. Покормишь Теодора? Он что-то совсем грустный. Марго запропастилась куда-то… Какой день ее уже нет?
— Третий. Ее можно понять, — вздохнул Лешка.
— Пока. Не скучай. — Я послала воздушный поцелуй и была такова.
На лестничной площадке немного перевела дух. Перца здесь было меньше, но все же не до такой степени, чтобы расслабиться и бодрой рысью проскакать вниз, как я делала на протяжении последних тридцати лет.
Рано утром, пока Лешка спал, я распорола подкладку куртки. Со стороны спины к слою утеплителя было пришито несколько небольших кармашков. Даже на ощупь обнаружить их было довольно трудно. Семнадцать камней заблестели миллионами искр, отражая и преломляя электрический свет. Стоимость такого сокровища даже вообразить было трудно. Насколько я знала, на сегодняшний день самый крупный ограненный алмаз принадлежит королевскому дому Англии и весит чуть больше пятисот карат, в переводе на граммы получится что-то около ста, плюс-минус. Я взвесила в руке самый крупный камешек и мысленно охнула. Конечно, в нем не было ни ста, ни даже пятидесяти граммов, но его вес был ощутим, рука даже похолодела от страха, когда я представила денежный эквивалент. На кухонном столе моментально вырос воображаемый Эверест из тугих зеленых пачек. Несколько черных камней, более мелких, но, видимо, очень ценных, я отодвинула в сторону и задумалась. Оседавшие когда-либо в моей голове обрывочные сведения о бриллиантах исключали присутствие на моей кухне такого количества темных, словно ночь, камней. Черные алмазы плохо поддаются огранке, во всем мире они большая редкость. Что же получается? Они все в моем распоряжении?