Я незаметно пихнула его ногой.
— Видите ли, — с готовностью принялась втолковывать ему Ангелина, — мне довольно трудно это сформулировать, но есть некоторые опасения, некоторый дискомфорт…
И она слово в слово повторила то, что мы уже слышали от покойника несколькими днями ранее. Ничего конкретного, одна маловразумительная рефлексия по поводу своей повышенной тревожности. Но если объектом тревожности Фредди был он сам, то Ангелина акцентировала наше внимание именно на близняшках. Прямо она не говорила, но активно намекала, что боится за дочерей. А вот почему?..
— Еще до этой ужасной трагедии девочки собирались в поездку. Это была инициатива мужа, он сам подобрал для них маршрут. Довольно… ммм… странный, но мне показалось, что он просто хочет отослать их подальше. К сожалению, я не могу сейчас с ними поехать, но и отпускать одних не хочется.
— Но послушайте, — вставил Лешка, — у вас же наверняка есть служба безопасности…
— Да, да, но поймите… как вам объяснить?.. Если с Федором случилось такое, ну, вы понимаете… то можно ли доверять этим людям? Ох, я не знаю, я просто в ужасе! Если муж пошел к вам, значит, он вам доверял. Я… я тоже доверяю вам, пожалуйста, соглашайтесь! Я заплачу очень-очень хорошо. А телохранитель у вас будет, с вами поедет человек… Он умеет стрелять, драться, ну и все остальное… Да…
Проформы ради я уведомила Романову о том, что ни стрелять, ни драться, ни защищать я не могу. Дешевле ограничиться тем человеком. Она даже слушать меня не стала. Похоже, ее устроил бы и вариант моей полной умственной и физической инвалидности. Ей непременно надо было, чтобы кто-то совершенно посторонний полетел с девочками в их новогоднее путешествие. И под рукой оказалась только я.
Я поломалась еще немного и согласилась.
Лешка изо всей силы наступил мне на ногу, но я лишь стоически улыбнулась и уверила прекрасную хозяйку, что все от меня зависящее будет исполнено. Назвался груздем — полезай в кузов.
— Вы полетите? — спросила она, подбирая складки длинного вечернего платья.
— Да, — уверенно ответила я, — полечу!
Хозяйка легко поднялась с импровизированного кресла и, не оборачиваясь, легко заскользила прочь.
— Ну ты даешь, — прошептал Лешка. — Настя, ты что делаешь? Куда ты собралась лететь?
— Понятия не имею.
— Ты серьезно?
— Вполне.
— Да никогда! — сказал как припечатал Лешка.
Я вопросительно посмотрела на него снизу вверх и пожала плечами.
— Что ты кипятишься? Дурацкая ситуация, согласна с тобой. Но другого выхода нет.
— Как нет? Ну как же нет?
— Понимаешь, мы обещали Фредди, мы уже взяли у него аванс, а теперь наш клиент мертв. То, чего он втайне боялся, случилось. Я чувствую свою ответственность в сложившейся ситуации. — Остапа несло, я готова была сейчас приплести все что угодно, даже любовь к Родине и веру в политику партии. На самом деле все было просто: мне хотелось полететь! Да хоть на Северный полюс! Обманчиво красивым крылом моего лица коснулась неведомая жизнь, и я готова была лететь за призрачной птицей в дальние дали.
— Бред какой-то…— продолжал ворчать Лешка. — Конечно же я тебя никуда не отпущу.
— Поговорим об этом завтра, хорошо?
Когда мы наконец уже под утро дождались такси, почти отчаявшись покинуть это жуткое местечко, где на садовых дорожках стыли кровавые следы, к нам снова метнулась тень.
Дыша валокордином и водкой, Ангелина грустно молвила на прощанье:
— Если вы передумаете, то мне будет трудно объяснить это и девочкам, и себе, и тем людям, которые после смерти Фредди возьмут нас под защиту. Вы понимаете, о чем я?
— Более чем, — сдержанно кивнула я и захлопнула дверь синего беспородного тарантаса.
Я ровным счетом ничего не понимала.
Глава 2.
Калькутта, Гонконг, Амстердам, Венеция. Таков был предполагаемый маршрут.
Дома мы упали на кровать, не раздеваясь, но выспаться так и не удалось. Около полудня в дверь забарабанили. Маленький мрачный мужчина протянул мне билеты и потребовал загранпаспорт. Судя по тому, как легко этим людям удалось соорудить мне проездные документы, не имея на руках никакого удостоверения личности, а лишь одни паспортные данные, все было более чем серьезно. Накануне, в полупьяном угаре, я не смогла оценить всю глубину происходящего. А сегодня пришло отчетливое понимание, что в этих глубинах я могу увязнуть по самые уши. И даже сверх того. Но сделать это захотелось еще сильнее, чем вчера. Калькутта, Гонконг, Амстердам и Венеция — таковы были основные точки предполагаемого маршрута. Для моего совкового уха, которое большую часть своей жизни грелось исключительно на российском солнышке, эти названия звучали райской музыкой.
Лешка мрачно варил кофе, потом так же мрачно его пил, потом долго плескался в ванной и вышел оттуда чернее грозовой тучи.
— Ну давай я не полечу? А? Давай останусь, — робко предложила я, понимая, что не останусь, не фига и уговаривать.
— Ты, Настя, всегда сначала делаешь, потом пытаешься понять. Это уже не лечится. Не знаю, что сказать.
— А я не знаю, что делать. Леш, ну посоветуй что-нибудь!
— Ты издеваешься надо мной? Да? Ты решила сделать из меня законченного идиота? Да я слов не могу найти! У меня сейчас ум за разум зайдет! Звони Гришке, звони немедленно! Это же… Нет, Настя, это немыслимо!
Гришке звонить я боялась. Примерно представляла, что мне скажет коллега. К счастью, телефон его оказался временно недоступен. Молчал и домашний. Наверное, спит еще, подумала я и решила перезвонить ближе к вечеру, а пока на всякий случай подготовиться к заграничному вояжу.
Пока Лешка с немым укором в глазах неприкаянно бродил по квартире, я гуляла в Сети, знакомясь с достопримечательностями предполагаемого маршрута. Информация обнадеживала. Елки-палки, подумала я, ну когда еще будет возможность побывать на халяву в столь отдаленных местах? За свои кровные я согласна разве что на Венецию и Амстердам. Это в лучшем случае. Но коль выпал такой шанс, почему не расширить рамки бытия до Гонконга и Индии? Так, сомнения прочь! Где мой зеленый чемодан?
Полдня я как заведенная собирала и приводила в порядок вещи. Легкий пуховик для промозглой Венеции, потертые джинсы для Амстердама, ветровка для Гонконга, где синоптики обещают в январе колебания температуры воздуха от 14 до 18 градусов выше нуля, и светлые летние одежды для жаркой Калькутты. Процесс меня захватил. Я забыла о том, что предшествовало моим суматошным сборам. Недавнее убийство Фредди ушло даже не на второй, а на какой-то десятый план. Подписку о невыезде я не давала, переживать нечего.
Лешка, отчаявшись дождаться просветления моего разума, уткнулся в телевизор и нервно скакал с одного канала на другой. Да уж, первое января выдалось престранное. Но я не могла сейчас думать ни о чем, кроме как о грядущем путешествии. Неожиданно во мне обнаружилась яростная страсть к перемене мест. Еще два дня назад пределом моих мечтаний был тихий отпуск в нашей богом забытой деревеньке, в маленьком деревянном домике, где так уютно трещат поленья в камине, где тишина такая плотная, что ее можно резать ножом, где в укромном уголке под плинтусом поет вечерами сверчок. И вот надо же было такому случиться — таинственный незнакомец принес билеты, где слегка смазанные буквы очерчивали рамки иных пространств, и от открывшейся перспективы сладко закружилось голова и томно заныло в животе. И еще эти странные сестры… Они будоражили мое воображение. Уж не извращенка ли я? — мелькнула мысль и тут же трусливо скрылась.
Вид почти собранного чемодана подействовал на Лешку странно. Он вдруг успокоился и даже напомнил мне, чтобы я не забыла взять аптечку, и спросил, хватит ли мне наличных. А сам флегматично достал из шкафа пуховик, кроссовки, джинсы, два теплых свитера, шерстяные носки, выгреб из холодильника почти всю еду, которую закупали к празднику, не забыв и гуся, а также несколько банок кошачьего корма, и стал упаковывать вещи и еду в спортивную сумку. Делал он это степенно, как человек, предвкушающий долгий приятный досуг в милой компании. Собственно, он собирался, как я понимала, осуществить в одиночку наши недавние совместные планы: провести каникулы в нашем маленьком загородном доме. Однако мне показалось подозрительным то, что он набрал целую кучу ванно-банных аксессуаров. Но ни бани, ни ванной там не было. Имелась скромная душевая кабина. Зачем же он тащит с собой ароматную пену и массажные рукавицы? Интересное дело. Может, он только и мечтал — спровадить меня? Разыграл для проформы возмущение, а теперь с чистой совестью приступил к основному плану? Нехорошие подозрения закрались в мою душу, но до поры до времени я отодвинула их.